— В тот день, когда карга упала, я к вам в баню метнулась, потому что обнаружила, что сережку с брюликом потеряла. Подарок Леньки, между прочим. Стала вспоминать, последний раз я точно в них в баню шла. Вот и подумала: может, когда мы с Петькой того… А если бы ее кто нашел? Тут уже не отбрешешься, вот я и метнулась. А простыни светятся, потому что порошок с фосфором.

— С чем?

— Это алкашу моему коллеги из Финляндии целый ящик привезли, инновационная разработка. Я этим дерьмом свои вещи стирать не даю, а Ленику нравится. Заставляет Наташку этим порошком постельное стирать, простыни для бани. Пахнет, говорит, приятно. Еще и светится в темноте прикольно. Конечно, ему с пьяных глаз только по свечению постель и удается найти, не то бы непременно промазал, — с досадой закончила она, уставившись в окно.

— Допустим, с машиной и привидением разобрались, — злясь на себя за то, что теперь выгляжу полной дурой, обратилась я к Алексею. — А конфеты?

— Слабительное? — расхохоталась Инесса. — Тоже моя работа. Ты уж не обижайся, но зуб я на тебя точила.

— Это за что же? — ахнула я.

— Петька, козел, как ты из Испании вернулась, стал хвостом крутить. Говорит, нам надо расстаться, ты замужем. Ага, раньше его это не волновало, — скривилась она. — Я так и поняла, что он на тебя виды имеет, вот и обидно мне стало. Я тебе письмо в ящик бросила: вали в Испанию, ну, и все такое. Думала, ты испугаешься и к мамаше отчалишь. Ревнивая я, что есть, то есть. Петька смазливый, зараза…

— Очень остроумно, — съязвила я.

— Может, и не очень….. Но я надеялась, Петька одумается. Мы же с ним сбежать за границу собирались, когда он папашино бабло найдет. Это он мне так обещал. Ну, я тоже понемногу откладывала, у Леника тырила, когда он бухой приходил. А потом поняла, что Петьку только бабки интересуют. Он еще и у меня одалживать умудрялся. Только меня еще ни один мужик сам не бросил, а этот гад… Вот я к нему пристала, а он говорит: другая у меня. Я сразу на тебя подумала. И на годовщину, когда у вас были, в конфеты тебе слабительного шприцем зафигачила. Сначала хотела Петьке в еду, но не вышло. Решила хоть на тебе отыграться. Хотела, чтобы ты на унитазе посидела и подумала, как чужих мужиков уводить. У меня слабительное убойное от мамаши Ленькиной осталось. Приезжала, ведьма, а у нее постоянно запоры, чтобы ей…

— Значит, и слабительное ты… Мужика я у нее, видите ли, увела! А ничего, что твой мужик — это законный муж? И если бы кто-то по любовникам не таскался, я бы не натерпелась столько страха, — начала я, а потом махнула рукой и встала, собираясь уходить.

Я, конечно, жутко злилась, но, по крайней мере, все вставало на свои места. И загадок становилось все меньше, что не могло не радовать.

— Как там Петька? — тоскливо спросила она Алексея, вновь потрогав свой синяк. — Съездить к нему, что ли? Жалко его, гада.

Тут как раз к дому подъехал сам Полесов на новом Мерседесе, и мы с Алексеем поспешили ретироваться.

— И не вздумайте мужу ничего говорить, — напутствовала нас Инесса в дверях, — машина моя, и муж мой. Сами разберемся. Леньке я внушила, что он курил пьяный. А даже если вспомнит, что не курил, я ему про Сонькиных врагов наплела: мол, машину могли спутать, нехрен ставить, где попало. Авось в мозгах у него что перемкнет, и он пить бросит.

Леонид Полесов был непривычно трезв и от этого не в меру грустен. Видимо, поэтому он даже не подумал спросить, чего я заходила.

— Привет, Софья! Жива? А то моя болтала, что Петьку вашего чуть не пришили, я уж грешным делом подумал: ну, как и тебя за компанию?

Леонид почесал за ухом и глубокомысленно изрек:

— Так-то, я даже пить решил бросить. Кому сказать — чуть живьем не сгорел. Из-за тебя, между прочим, — сказал он почти что с обидой. — Не курил я, у меня и сигарет в машине не было. Я ваших дел не знаю, но ты своим шантажистам скажи, чтобы тачку мою больше не трогали. Я второй раз такое не спущу. Теперь только в гараж ставить надо.

— Пить меньше надо! — разозлилась я и, чеканя шаг, направилась к дому.

Их всех послушать, во всех смертных грехах виновата я. Мужа пришила, деньги сперла, Петьку хотела грохнуть, потому что он что-то раскопал, а потом и Славку за компанию. Вот и этот погорелец туда же — жертва моих проблем. Как же. Кстати, в полиции так и подумают.

Стоило мне подумать про полицию, как зазвонил телефон. Меня вызывал на разговор мающийся желудком или еще какой-то неведомой хворью разнесчастный следователь Яшин. Пообещав явиться к нему на поклон и положив трубку, я растерянно посмотрела на Алексея. Тот медленно шел следом, не желая попасть под горячую руку. Но разговор с представителем закона он слышал и вызвался ехать со мной.

— Как ты догадался? — спросила я, кивнув на дом Полесовых. — Или пришлось кого-то пытать?

— Расспросил горничную. Они, как правило, очень приметливы. Наведался к Наталье в отсутствие хозяев. Та охотно рассказала про любовника Полесовой. Остальное домыслить было несложно, зная Инессу.

Тут я вспомнила про свои подозрения насчет Алексея и устыдилась: человек ради общего блага старался, а мы навешали на него всех собак. Наверное, я покраснела, потому что Алексей немного посверлил меня взглядом, но я сделала вид, что не очень-то интересуюсь разговором. И даже стала насвистывать какую-то мелодию.

Пока Алексей вводил в курс дела Толика, Пелагея пристроилась рядом и слушала, открыв рот. Я же порадовалась, что не придется опять пересказывать всю эту нелепую историю, и принялась размышлять, что от меня надо полиции.

— Вот стерва, — плюнула Пелагея, когда Алексей закончил рассказ. — Столько страху натерпелись! Губищи свои силиконом понадувают, лучше бы мозги себе накачали. Получается, что страха никакого нет?

— Получается, что