Сел, поднял голову и стряхнул соленые капли мутной воды. Глаза слезились, в рот точно песка насыпали, но молчавший у кованной решетчатой двери страж кувшин и кубок не предложил, вместо этого он довольно начал:

— Доброго вечера, лорд Габриэл. Как спалось? Непривычно наверно на голом камне? А то, вы все больше на шелках и бархате с бокалом дорогого либерского вина. Ну, теперь познаете тяготы настоящей солдатской жизни. Как говорится, изнутри.

Тот самый голос — просивший лекаря о пытках.

Кто же ты?

Габриэл всмотрелся в темное лицо. Страж не двигался, снисходительно позволяя себя рассмотреть. На наглеце блестел плащ из черного элейского аксамита, украшенный серебром и лунными камнями, — этот плащ с Габриэла сорвали во время битвы под пекарней. Теперь ясно, почему в камеру его бросили без верхней одежды, спасибо рубаху, брюки и сапоги оставили.

Бледно-оранжевый свет содрогнулся, а мир закачался, когда незнакомец, блеснув роскошью чужого наряда, припал к решетке и прошипел:

— Вы не помните меня, старший маршал? А я вас помню.

Он поднял правую руку с криво сросшимся запястьем.

— И ваш урок хорошо запомнил.

— Рад за тебя, — бросил Габриэл — на его снежном невозмутимом лице не дрогнул ни единый мускул. — Я тебя помню, солдат. Ты поднял руку на пленную женщину, оплакивающую смерть сына. Легко отделался. В следующий раз — сверну шею. Обещаю.

Страж усмехнулся:

— С переломанными костями вам будет не просто, мой лорд. Я, знаете ли, теперь больше не солдат армии Его Величества. Эрл Плетка был моим братцем. После того, как Белый Лебедь его прирезала, я занял этот пост. — Он выпрямился и раскинул руки в стороны: — Позвольте представиться, Керл, сын Клианна, новый Надзиратель. И вот, что я вам скажу — пока Его Величество запрещает пытать вас, но рано или поздно он отдаст такой приказ. И я приду за вами лично.

— Буду ждать, подонок, — Габриэл чудом хранил маску равнодушия.

Когда Керла, сына Клианна простыл след, два молодых солнечных эльфа зазвенели на два голоска. Те двое, спорившие пару минут назад — жив он или отдал душу Духам весны.

— Зря вы так. Безрассудство еще никому не приносило добра.

— Точно. Что ему приказ короля? Выволочет вас в пыточную, и прощайте кости.

Габриэл повернул голову, безразлично смерил пленников, сидевших в соседней камере, а потом лег на холодный твердый пол и, заложив левую руку за голову, жестко ответил:

— Рискнет и костей не соберет — он.

— Я — Левеандил Око Бури, — прозвенел первый, с душой нараспашку, — а это мой брат Рамендил Эндермеран. Мы служили в королевской коннице Эбертрейла. С нами еще четверо. Лорд Эстрадир, он травник и лекарь. Вон он, у дальней стены — седой. Еще лорд Андреа. Андреа служил при дворе менестрелем. Сам Аннориен называл его Шелковым Голосом. Андреа, покажись. Да, вот, это Андреа. Вон там, с опущенной головой лорд Эллион. Лучник Его Величества. Эллион больше всех сопротивлялся и исчадия его остригли, — горький вздох. — Ну, а это Лоррано. Наш книгочей. А вы лорд… э… Габриэл?

Габриэл разглядывал каменные гребни, росшие темно-коричневой бахромой в углублениях и щелях пещерных сводов. Они свисали отростками уже не одну тысячу лет, а он никогда не обращал на них внимания, хотя посещал тюрьму едва ли не каждый месяц. Впрочем, главнокомандующий всегда занят, у него нет времени рассматривать живые камни, причуды природы или иные порождения холода, ветра и воды.

— Вы родом из Мерэмедэля, верно? — Продолжали звенеть голоски.

Шерл молчал, даже не шевелился, будто павшая на шахматную доску фигура из чистого ортоклаза. Только цепи на руках и ногах сверкали стеклянных блеском, да в черных, рассыпанных на полу волосах, играли отсверки алых огней.

Эльфы со звонкими голосками не сдавались, поражая открытостью и честностью:

— Нас пленили ваши, то есть воины вашего короля сразу после штурма Эбертрейла и привезли сюда. Нам на помощь пришла Белый Лебедь. Но когда до поверхности оставалось не больше полумили мы нарвались на одну из сторожевых застав. Не повезло. Да, Рамендил? — Солнечный обратился куда-то в сторону.

— Да, Левеандил, — печально поддержал тот брата. — А почему они схватили вас? Чем вы не угодили королю?

А они упорные, подумал воин и искоса поглядел на братьев. Густой подземный мрак не был препятствием темноэльфийскому взору — братья открывались, как в свете ярких полуденных лучей на лесной поляне. Первый — чуть повыше, второй — гибче и изящнее. Похожи друг на друга: овальные лица с высокими скулами, большие грустные глаза цвета утреннего неба, тонкие красивые носы и губы. Кожа отливала оттенком белого золота, но сейчас потускнела и обрела нездоровый мертвенный цвет. Старший брат сплетал волосы в одну косу, младший в две, но теперь в спутанных золотистых волосах не играло лучистого блеска — они выцвели, утратили искристое мерцание, став солнцем в сером пепле облаков. Эльфы Верхнего Мира не могли жить без сияния солнца и блистания звезд. В темноте они чахли, утрачивали внутренний свет и погибали в скорых мучениях и печалях.

Эти двое — молодцы, оценил Габриэл; не гнутся под ударами судьбы, знать — надежда еще не оставила их юные храбрые сердца.

— Почему они с вами так жестоко обошлись? — Не отставал Левеандил Око Бури.

— Да, господин, расскажите…

— Не разговаривайте с ним! — Вмешался третий эльфийский голос. Еще звонкий, но с налетом прожитых эпох, чуть шершавый и потертый, как потрепанное боевое седло. Говорил повидавший виды господин.

— Вы чего, лорд Эллион? — Хором зазвенели Левеандил и Рамендил.

— Чего? — Гремя цепями, прошипел коротко стриженный эльф и обидно бросил: — Он темный! Исчадие ночи! Наш враг, дурьи ваши головы!

— Какой он враг? Он в цепях, как и мы.

— И что, вы так сразу к нему и прониклись? Может он шпион!

Габриэл усмехнулся, да видно громко — солнечные перестали спорить и, звякнув цепями, развернулись в его сторону. Эллион заговорил с угрозой:

— Мальчишек, может, ты и проведешь, но не меня. Я знаю, кто ты. Видел в Эбертрейле рядом с Его Высочеством и запомнил. Поэтому, не лезь к нам. Пусть сородичи тебя в чем-то обвинили, для нас ты так и остался врагом. Ясно?

Молодой шерл хмыкнул, перевернулся на бок, подставляя им спину, и закрыл глаза. Оставшись без ответа, светлые эльфы разбрелись по углам и больше не разговаривали.

… Подземелье душило и гнело изощренным кошмарным сном. Над головами висли угольно-черные пасти зубастых чудовищ. В темноте копошились мелкие твари. По стенам ползли хищные тени. Подгорная тюрьма дышала гадким бессонным ядом, по ее жилам-коридорам тек живой ледяной мрак, и заключенные, томившиеся в ее вечной темноте, превращались в ослепших и оглохших привидений еще при жизни. Такова была участь всех поверженных.