и сам периодически хвастался, как бился в воротах плечом к плечу со своими дружинниками, и всякий раз его дружина салютовала ему из-за отдельного стола.

— Теперь с нами не только Альдейгья, не только Хольмгард! — громко произнёс князь, подняв перед собой огромную кружку. — Теперь с нами Полотьск, а вслед за ним покорятся и все остальные!

Мы слитно заорали здравицы, славя нашего князя. Теперь я не переживал, что он закиснет в объятиях супруги, мы напомнили ему, как бурлит кровь во время сражения. Пусть лучше снова ведёт нас в бой.

Вот только я сомневался, что до зимы удастся выбраться ещё куда-нибудь, местный способ ведения дел успел мне изрядно надоесть. Тщательно всё обдумать, обсудить, поразмыслить, посоветоваться, подождать до весны, до ледохода, до китайской пасхи. Хререк, конечно, из этого ряда заметно выделялся, предпочитая действовать как можно скорее, но это было исключение из правил.

Да и к тому же близилась осень, а значит, всё надо успевать до ледостава, пока ещё можно пройти на корабле по рекам и вернуться обратно. Вопрос зимовки вставал перед нами всё острее, и многие хотели вернуться в Бейстад, тем более, полоцкие трофеи позволяли нам вернуться туда с триумфом, как успешным викингам.

Я же и слышать ничего про Бейстад и Норвегию не хотел. Мне там абсолютно нечего было ловить, и по вяленой селёдке я нисколько не скучал.

Уж лучше рвануть на юга, к тёплым морям, где знойные мулатки будут подносить тебе холодное пиво прямо на пляж. Шутка, конечно, нет тут ещё никаких мулаток, как бы этому не противились активисты и прочие борцы за социальную справедливость. Негры если и были, то только в землях Арабского Халифата, и уж точно не на руководящих должностях.

— И следующим будет Смоленск! — объявил вдруг Хререк.

На мгновение повисла тишина, чтобы снова взорваться торжествующими криками. Без сомнения, об этом немедленно узнают в самом Смоленске, но князь, похоже, вошёл во вкус и не будет останавливаться. К тому же, путь до Смоленска теперь абсолютно свободен, раз уж земли Полоцка принадлежат Хререку.

Вся команда «Морского сокола» тоже с энтузиазмом приветствовала это начинание, разграбить ещё один город они всегда готовы, и я не сомневался, что они с радостью присоединятся к походу. Правда, существовал риск, что мы застрянем под стенами Смоленска как раз до самой зимы, а это уже значило, что зимовать придётся где-то здесь.

Но в данный момент об этом никто не думал. Пьяному море по колено, что уж говорить про какой-то далёкий Смоленск, его сейчас грозились взять с наскока, одним решительным ударом. По-богатырски.

— Смоленск, говорят, ещё богаче, — произнёс Торбьерн.

— Значит, и защищён ещё лучше, — проворчал Даг. — Так они тебе ворота и откроют, конечно.

— Эти же открыли, — пожал плечами кузен. — К смоленским тоже ключик найдётся.

— Какой ты наивный, — поморщился Даг.

Тут я склонен был поддержать Дага, взять Смоленск будет непросто. В Смоленске я бывал прежде, ещё в той жизни, и хорошо помнил, какой там крутой берег и высокие кирпичные стены. Сейчас, разумеется, стены и башен из красного кирпича там не было, максимум деревянные, но менее неприступным от этого город не стал. Город-герой выдержал немало осад и штурмов, а мы с Хререком тоже не Наполеоны Бонапарты. У него-то как раз пушки были, и немало.

Но если мы возьмём с собой всех, кого только можно, и местные племена, и ладожцев, и новгородцев, и полочан, то шансы определённо есть. В конце концов, неприступных крепостей не бывает.

— До зимы бы успеть, — вздохнул Хромунд.

— Это да, — поддержали его сразу несколько человек, тут же погружаясь в воспоминания о доме.

Это у меня, по сути, не было ни кола, ни двора, только «Морской сокол» и меч на поясе, а у многих в команде имелись жёны и дети, подрастающие где-то там, на севере, и каждый вечер вглядывающиеся в серую кромку горизонта, где море сходится с небом. Так что почти каждый мечтал вернуться домой с подарками. Заморскими бусами, золотыми серьгами, отрезами ткани, черепаховым гребнем, и прочим, и прочим.

Ну а я, как хёвдинг, должен был всё это обеспечить, в том числе, успешное возвращение. Плохой из меня хёвдинг, раз уж я думаю только о новых свершениях, а не о возвращении в родную гавань.

— Успеем, — сказал я. — Лето ещё не кончилось.

Я самую малость лукавил, но совсем чуть-чуть. Нужно было просто показать уверенность. В успехе нового похода я не сомневался, были вопросы только по его продолжительности, но для меня это проблемы не составляло. Будет нужно — и до Киева дойдём. Там и вовсе княжат такие же пришлые варяги, как и сам Хререк, так что если поменять одних на других — никто и не заметит разницы.

Пьянка продолжалась, откуда-то выползли размалёванные скоморохи со своими песнями и плясками, и всеобщее внимание оказалось приковано к ним. Я подобного насмотрелся по телевизору и просто молча цедил холодное пиво под звуки жалейки и бубенцов. Мотив у песенки был нехитрый, но местным, похоже, нравилось.

Тут вообще народ не был избалован культурно-массовыми мероприятиями, радио и телевизором, и послушать профессиональное исполнение музыки можно было только на таких гулянках, ярмарках и праздниках. В основном, пели и играли сами, пели за работой, на посиделках, сидя за столом, на завалинке и на телеге, ворочая вёслами и вытягивая канаты, от горя и от радости. Мне, как человеку двадцать первого века, такое было немного непривычно, но наблюдать за этим было интересно. Первое время.

А вот местные охотно подпевали и долбили кружками по столам в такт. В целом, пьянка — она и в девятом веке пьянка.

Специально обученный человек, отбивая поклоны, пробежался вдоль столов пирующих, собрал добровольные пожертвования и спешно ретировался вместе с остальными скоморохами, пока пьяные добродушные норманны не осознали, что выделили чуть больше монет, чем хотели изначально.

Я тоже бросил им в шапку горсть мелочи, пусть даже их песня мне не понравилась. Хёвдинг должен быть щедрым, не только к своим. Порой эта