Глава 34

Тео вышел из машины и поспешил по направлению к гостинице. Он чувствовал усталость, но в то же время был полон сил, которые придавали его ногам свободу, а всему телу легкость. Параллельно со всеми делами в Париже каждую минуту он ждал встречи с Лизой. Пусть даже пока по телефону. Ему хотелось слышать ее нежный голос, ее приятный русский акцент.

В этот раз ожидание для него было сродни с пыткой, спасала лишь загруженность работой и мысль, что разлука их должна была быть недолгой. Он соскучился по запаху Лизы, по ее нежным рукам, чувственным губам, хрупкому беззащитному телу. Он подумал, что завтра после очередной встречи он поедет в магазин и купит заветную бирюзовую коробочку с кольцом. Он представлял себе, что предложение он сделает на семейном ужине, при ее знакомстве с его родителями. Он прилюдно объявит, насколько сильно его жизнь изменилась после встречи с ней, скажет, насколько важно для него теперь, чтобы она всегда оставалась рядом, а после увезет ее куда-нибудь на небольшой остров, чтобы вдоволь насладиться ощущением, что она будет принадлежать только ему. И он-то уж приложит все усилия, чтобы сделать ее счастливой.

Мысли о Мегги больше не посещали его, даже вскользь. Он не оставил для них места. Эта женщина была большой частью жизни, но той прошлой, к которой он никогда не вернется. Она изредка писала ему имейлы, краткие и по финансовым делам, касающихся их разъезда. По-английски вежливо спрашивая «как дела?», и он был уверен, что она действительно имела это в виду, не ограничиваясь этой фразой формально. Он с удовольствием отвечал ей, сжато, но излагая главные свои жизненные перемены, благодарил ее за все, что она сделала для него. Мегги не реагировала должным образом на его новости о самостоятельном бизнесе. Сквозь буквы, из которых складывалось ее поздравление, он чувствовал ее скептицизм. Теперь он и не принимал ее неверие как личное, он больше не отождествлял ее представления о его способностях с реальными. Он понимал, что она видела его только через призму своего преувеличенного чувства ответственности, с которым она слилась воедино, в силу своей работы решая судьбы людей и каждый день видя, что с ними становится из-за того, что они однажды рискнули. Она хотела защитить его от возможных разочарований и падений, которые сулило его свободное от отца плавание.

Войдя в номер, он позвонил сначала домой, но никто не ответил. «Лиза, наверное, у Льюисов», – подумал он. Потом он набрал номер отца и на протяжении часа разговаривал с ним о своих планах. Отец не похвалил его, не сказал ободряющих слов, но в его интонации Тео слышал уважение, разговор впервые велся на равных, это было словно целительный бальзам для его раненой самоуверенности. Эта рана затягивалась, оставляя лишь глубокий рубец, который будет напоминать ему, что он боролся. Но прекратив разговор, он все же ощутил странный неприятный осадок.

Он подумал о своих отношениях с отцом и почему они были столь непростыми почти всю его жизнь. Ему было приятно, что Генри предложил ему партнерство, которого он так долго ждал, но при этом он почему-то не испытал должного удовлетворения. И это отозвалось звуком пустоты и тщетности всех его усилий понравиться отцу и всем окружающим. В этом он впервые увидел тоскливую бессмысленность. А ему хотелось радоваться жизни.

Лиза была права, что он стоит тысячи архитектурных компаний, но предан он будет теперь всю жизнь только одной – своей собственной. И для этого ему больше не были нужны одобрения со стороны. Даже его отца.

Открыв почту, он увидел имейл от Лизы. Резкое тошнотворное предчувствие подступило к горлу. Он нагнулся к экрану, как будто это позволило бы лучше понять содержимое ее письма.

– Элизабет! – закричал он, прочитав первые строчки, и почувствовал, что голос его дрожит и состояния ужаса охватило все его тело.

Его руки задрожали, и он попытался найти домашний телефон Льюисов, так как сотовый Артура не отвечал.

– Алло, – послышалось в телефоне с резким русским акцентом.

– Лиз? – почти крикнул Тео.

– Это Марго. Кто говорит?

– Извините.

В голосе Тео слышались безнадежные нотки и мольба о свершении чуда. И чтобы чудо подарила ему эта женщина, которую он видел до этого пару раз в своей жизни. Он осознавал тщетность своей попытки дозвониться до Лизы, но находился в слишком сильном смятении, чтобы здраво оценить масштаб произошедшего.

– Она уехала пару часов назад в Россию, – будничным голосом ответила женщина.

– В Россию?

Отчаяние полностью захватило его разум. Он как будто и задал этот вопрос, чтобы растянуть время и быть хотя бы несколько секунд на связи с домом, где еще пару часов назад жила его возлюбленная.

– Да-да. В Москву.

Казалось, она хотела сделать усилие над собой, чтобы сказать еще что-то, но Тео уже не слышал ее. Он рассеяно поблагодарил ее и положил трубку. У него не было времени, чтобы удивиться тому, что только что произошло. Смена его настроений сбила его с толку. От прежней усталости не осталось и следа, зато пришедшее ей на замену новое чувство безысходности целиком обесточило его. Он сел на кровать и опустил голову на руки. «Она уехала в Россию, – думал он. – К своему мужу? Что произошло? Какой момент я упустил?..» Он не мог понять, что послужило причиной ее отъезда, но собственное ощущение потери лишило его способности трезво воспринимать окружающий мир. Он был не готов отпустить ее. Особенно сейчас, когда он только начал жить. Силы стали возвращаться к нему. «Она не пользуется Фейсбуком», – подумал он и решил ответить ей на письмо.

Он посмотрел на часы. Восемь часов вечера. Все магазины закрыты, а чтобы ему восстановить свой номер телефона, вовсе придется возвратиться в Англию, но он не мог сделать этого в ближайшее время. Лиза обязательно увидит его имейл, а если даже и нет, то завтра он купит французскую карту и узнает ее номер, например, у Артура. А если Артур не знает, то у Лии. Или у кого бы то ни было, даже если ему придется поставить на уши целый мир.

Тео сел на кровать. Тошнотворное предчувствие вернулось, и он подумал, что она, возможно, уже этим вечером будет ложиться спать со своим мужем. Невиданное прежде, мучительное чувство ревности сжало все его тело до состояния неподвижности. Его воображение рисовало картины, которые он ненавидел. Вдруг ему на ум пришла