— Я не говорил! — замотал он головой. — Я клянусь тебе!

— Об этом мне сказал мой настоящий друг, — сообщил я Василисе. — А этот мелкий предатель, которого я несколько раз спас от смерти, мне действительно ничего не говорил.

Мелкий предатель посмотрел на меня из-под бровей, а Василиса сменила гнев на милость.

— Ну хорошо, — мягко выговорила она. — Я пока ещё не думала о замужестве, но твое предложение можно обсудить. В первую очередь надо обговорить условия передачи артефактов, а то вдруг я скажу возле алтаря «да», а ты потом скажешь «нет».

— Я похож на это зелёное пугало? — ткнул я глазами в жабоида. — Я мужчина, я держу своё слово. После первой брачной ночи я передам тебе все мои артефакты.

Жабоид зашипел, а Василиса снисходительно улыбнулась и протянула мне руку:

— Договор.

Кандалы спали.

— Договор! — воскликнул я, вскакивая с кресла.

Нежно, даже бережно, я взял её хрупкие пальчики в свои грубые ладони и поднёс к губам. Ах, какое наслаждение целовать их — все вместе и каждый по отдельности. Это настоящая сказка! Нежная кожа, длинные ноготки. Какое блаженство они способны подарить своим прикосновением…

Сзади меня кто-то пнул. Я вышел из сказки и оглянулся. Жабоид. Почему меня это не удивляет? Он принял свой бородавчато-зелёный древний лик и готовился повторить удар. Я отвесил ему леща, и он мячиком ускакал к двери. Тут же поднялся и снова ринулся на меня. Столько злобы и отчаянья в его глазах я никогда не видел… Господи, да он же влюблён в Василису! Ревность! Это ревность! А мне кричал, что никого красивее кикимор не существует.

На тебе.

Проницательность: 11 + 3 = 14.

Дипломатия: 1 + 3 = 4.

Жабоид взвыл и начал колошматить своими кулаками воздух вокруг меня. Получилась своеобразная мельница. Забавно. Лучше бы он такую агрессию в драках с гномами проявлял. Я качнулся вправо, зашёл ему за спину и поднял за шкирку. Он попытался извернуться и снова пнуть меня.

— Этот… как тебя… Дмитрий Анатольевич. Успокойся. Я ведь могу и по-настоящему засандалить.

Слов разума он не услышал и продолжил молотить окружающее пространство. Василиса смотрела на этот цирк с присущим в таких ситуациях женщинам равнодушием, типа, кто победит, тому я и достанусь. Я в победе не сомневался и уже видел себя в зале Дворца бракосочетания, но жабоид с моим виденьем не соглашался. Он взялся искрить пальцами, выкрикивать какие-то дикие заклинания. Ни одно из них, конечно, не сработало, но меня несколько раз шандарахнуло током. Это уже слишком. Я поднёс Дмитрия Анатольевича к камину и сунул его головой в топку. Вернувшийся в библиотеку дворецкий охнул, я понял, что переборщил и вытащил Дмитрия Анатольевича обратно, чуть-чуть только волосики на чёлке обуглились и щёчки в саже испачкались.

— Ну всё, кобеляки, разбежались, — скомандовала Василиса. — Наблюдать за вашей вознёй интересно, но времени на это нет. С тобой, — она посмотрела на меня, — договорились.

— Ага, — кивнул я.

— Ты, — это уже жабоиду, — иди умойся.

— Да я!.. — Дмитрий Анатольевич по-прежнему сохранял боевой дух и жаждал продолжить схватку.

Василиса щёлкнула, жабоид обмяк, двое лакеев унесли его в ванную.

— Принёс? — обратилась Василиса к дворецкому.

Тот развёл руками.

— Ничего, увы-с, нет.

— Как ничего нет? — взволновался я. — Обрез под подушкой лежал, а Горбунок по коридорам шляется.

— Под подушкой пусто.

— Да не может такого быть…

Василиса подняла руку, останавливая меня.

— А Фархунд ещё не вернулся?

Дворецкий отрицательно покачал головой.

— Откуда не вернулся? — спросил я.

— Ты сам когда его видел в последний раз? — вопросом на вопрос ответила Василиса.

— Вчера. Вечером. Когда разошлись. Он зашёл ко мне в комнату и…

— И?

— И сказал, чтобы я не отдавал тебе артефакты. Ты захочешь отнять их… И ты захотела…

Я растерялся и расстроился одновременно. В голову полезли чёрные мысли, но я погнал их прочь и попробовал вновь призвать Горбунка. Горбунок, милый, приди, приди… Обычно он сразу появляется, когда я его зову или просто вспоминаю, а сейчас до меня долетели какие-то рваные отголоски то ли мыслей, то ли крика.

— У меня плохие предчувствия, — признался я.

— У меня такие предчувствия с той минуты как тебя увидала, — съязвила Василиса. — Великий Боян, не хотела же тебя брать. Не готов ты.

Пришла тётка Кострома, оценила наши кислые физиономии и спросила от порога:

— Где Жабин с Фархундом?

— Дмитрий Анатольевич в ванной, — ответил я.

— Фархунд в бегах, — ответила Василиса.

Других пояснений не потребовалось. Кострома помрачнела и поменяла лик. Наконец-то мне довелось лицезреть навку наяву. До этого момента я думал, что ничего страшнее упыря не увижу. Отнюдь! Тётка Кострома переплюнула Баюна по всем показателям: лицо округлилось и приобрело зеленовато-мучную окраску, рот раздался вширь, губы сузились и стали видны тонкие острые зубы; нос провалился, остались только две дырочки на поверхности; глаза выползли на лоб, зрачки превратились в вертикальные полосы. Жуть… Я почувствовал дрожь в пальцах и огромное желание взять что-нибудь тяжёлое, а ещё лучше свой обрез и зарядить дуплетом в это… Господи, я даже не знаю, как это назвать!

Навка сбросила личину и снова стала просто злобной старушкой Костромой. Она подошла к Василисе, обняла её за плечи.

— Не отчаивайся, девочка моя, найдём мы этого бегунца, вернём артефакты.

Как же, вернём… Ах, Фархунд, ах, друг. Чаем поил, советы давал, а сам мысли чёрные в голове прятал. Как же мне не везёт, как не везёт. Что ни друг, то враг. Где ты, правда земная?

Из ванной вернулся жабоид, злой и мокрый. Сел подальше от меня, набычился. Василиса спросила, как он себя чувствует, — отвернулся, промолчал. Маленький обидчивый лешачёнок. Как же сильно надо любить женщину, с которой у тебя изначально ничего быть не может, но продолжать её любить.

Пока я разглядывал обиженного Дмитрия Анатольевича, дворецкий принёс карту и разложил её на столике. Василиса кивком подозвала меня. Я подошёл. Карта состояла из нескольких лоскутов кожи, наложенных друг на друга и имеющих прорези, расходящиеся от центра к краям подобно лучам солнца. При движении лоскутов в прорезях появлялись старославянские буквы и рисунки, скорее всего руны, хотя утверждать этого не возьмусь. Чтобы понять их значение, требовалось знать язык древних русичей и их верования, потому что рисунки явно несли в себе не просто эстетическое начало, но определённый смысл, возможно, сакральный, а при сопоставлении рисунков и букв наверняка получалась важная фраза.