у вас гр. Токмарева А.Д.?

Нету. Был. Посидели. Литр в себя загрузили. Старое помянули. Вот посуда еще стоит, теплится… Ушел.

Давно?

Где-то за полчаса до нашей с вами первой сквозьдверной встречи…

Ой ли?!

Участковый! Не верите?! Проверяйте…

Верим-верим. (Проверили. Между первой и второй — перерывчик небольшой, всего час. И в течение этого часа фигурант не прыгал в окно, не выскакивал из подъезда. Либо затаился — в сортире? под кроватью? на антресолях? Либо… ч-черт!.. опередил, ушел!)

А в чем дело, товарищщщ?! Товарищщщ участковый, в чем дело?! Имеет право Михаил Борисович Юдин, в конце концов, на информацию?!

Имеет, имеет. Но не может. Успокойтесь, Марк Борисович. Он, гр. Токмарев А.Д., вам ничего не оставлял, ни о чем не просил?

Собачку оставил. В подарок. Юдин давно мечтал о собачке. А просил только об одном…

Ну-ну?! Каждая мелочь важна, Марк Борисович, поймите нас правильно. Ну?!!

Просил «Вискасом» собачку не кормить. На худой конец — «Великой стеной».

А куда ушел, не сказал?

Почему? Сказал. Попробую на электричку, сказал. В Питер, сказал.

Спасибо, Марк Борисович. Вы нам очень помогли.

Всегда готов!

А почему сразу не открыли?

Опя-а-ать!.. Кто ж вас знает! Милиция вы или шпана?! Милиции — всегда готов!

Спаси-и-ибо!

Па-а-алста!

Все. Интерес к Марику потерян. Интерес сосредоточен на вокзалах, на пригородных поездах, на пассажирах:

— Первый, первый! Я второй! Ищем третьего! Мент-оборотень. Повторяю, мент-оборотень! Особые приметы — в бушлате и без собачки! Как понял? Повтори. Прием.

— Понял тебя, первый, понял. Особые приметы — в бушлате и без собачки! Берем всех, кто в бушлате и без собачки!

Шутку хочешь, как сказал бы Гомозун…

…Гомозун, Гомозун, Гомозунище.

Катюха теперь кто? Гречанинова-Гомозун? Гомозун-Гречанинова?

Кто ж тебе виноват, юноша, что Катюха — не Токмарева? Сам, только сам. Спьяну, с горя, назло и… по старомодности. Синичка-Наталья. Костанда-Токмарева. И та выпорхнула. (И слава богу!) Но журавлик-Катюха… И внезапно взять да… повидаться. Отчего ж! Эх-ма!

— А удобно?

— Неудобно презерватив через голову надевать! — припомнил Марик давнюю гомозуновскую присказку. До того ль, голубчик! — Арт?

— Тогда поступим следующим образом… — холодным расчетом тактика-стратега Токмарев погасил юдинское эмоциональное возгорание (мол, ай, ребятки, как славно одним выстрелом всех зайцев поубивать!). — Звоним Катерине… (так! так! Катерине! не Катюхе!) Надо, Марик, надо! Лучший экспромт — подготовленный экспромт. Если все о’кей, ты по ноль-два или по шесть-тринадцать-тринадцать уточняешь про сержанта, впускаешь, говоришь… сам сориентируешься. А я…

— Катюха без телефона… — продолжил роль всепонимающего ангела-хранителя Юдин. — И она, скорее всего, в Питере, по мастерским ночует-трудится. Тем проще. Садишься в лифт, едешь, открываешь…

— Ногой?

— Ключ. Бери. Бери, ну! Кешу кормлю-пою, если Катюха надолго запропадает. И вообще… вариант наклевывается. Если я все-таки соберусь к своим, то квартирный вопрос, обмен-продажа, то-се. С Катюхой мы уже обсудили предварительно — к обоюдному согласию. Там цепочка сложная, но…

— Марк! — осадил многоречивого Токмарев, постучал ногтем по циферблату.

— Я и говорю! Вперед! И вверх! Ключ — вот. Будь как дома.

— Ее точно нет?

— Блиннн! Ну, постучись сначала!

Тоже верно. Всяко Артем предпочтет Гречанинову-Гомозуншу полковнику Карнаухову сотоварищи.

— Тебе выбирать… — с поощряющей (тьфу!) лукавинкой (тьфу!) не оставил выбора Марик.

Право, иногда хоть в чепики записывайся на минуточку! Вдруг накатит волна неприятия к избранному народу: ишь, проницательные шибко, аж глаза прячут, чтоб ненароком не потревожить самолюбие младших (всех остальных) братьев по разуму! людены хреновы!..

— Но ты со мной поднимешься? На минуточку!

— Сегодня нет. Завтра. Когда рассосется. Я ж тут отвлекающей фигурой. В любой момент тот же сержант звякнет — в дверь или по телефону. Бойкот ему откроет? Или трубку снимет?.. Сам же понимаешь, Арт. Псину, между прочим, оставь у меня. Они с Бойкотом вроде нашли общий язык. А у Катюхи — Кеша.

— М-мда. Вошел и — пробка в потолок!

— Она не пьет. Вообще. Катюха у нас, Арт, в буддизьм ударилась. Не до маразма, но принципы блюдет. Арт?

— Антиполицай у тебя найдется? Разит, как от бомжа. Знал бы — не пил… — окончательно сдался Токмарев. — Архар! Ц! Сидеть здесь!

— Скажешь: да я пил! но со мною был не я один! — аргуме-е-ент… — Кофе. В зернах. Пожуй… — благословил на подвиг Юдин.

Да уж, подвиг. Всего-то бывшую одноклассницу навестить. Может, все-таки — к полковнику Карнаухову?..

В подъезде — тишина. Марик настороже у полуоткрытой двери дожидался

прибытия вызванного лифта,

погружения Артема в оный (дура-мысль: этот-то не рванет? ха-ха!),

скрипуче-кряхтящего подъема кабинки,

приглушенной тремя этажами неразборчивой Токмаревской реплики, паузы, еще реплики, еще паузы,

отпираемого клацанья,

радостного Катюхиного визга,

запираемого щелчка.

Снова тишина.

Бог в помощь, ребятушки…

12

Артем неслышно вставил незнакомый ключ в незнакомую скважину, повернул. С пульсирующим шумом в ушах торкнулся. Рано! Еще один оборот?

— Кто? — услышал Артем и узнал по голосу сразу: Катюха!

Бросило в жар. Это не от этого, Марик!

— Милиция! Откройте! — неловко пошутил Токмарев, застигнутый на санкционированном, но домушничестве. (Шутку хочешь?) А разве Токмарев — не милиция? Разве ему не откроют?.. И — без балды — понадеялся на ответное-взаимное узнавание.

Надежды юношей питают, капитан! Вы только что настаивали на том, что вы боле не юноша, капитан! Хрен в сумку, капитан!

— Сегодня же суббота! — дрогнул Катюхин просящий тон. — Мне же к вам — в понедельник.

Чего-чего?!

— Кать! Я это! Артем… — виновато поправился он.

Кто ж тебе виноват, юноша?!

…И она сразу открыла.

Наконец-то узнала по голосу?

Или, в отличие от дед-сериозного Юдина, просто не ждет дурных сюрпризов от гостя, кем бы тот ни оказался?

(Ждет, судя по дрогнувшему тону при представлении «Милиция!»)

Токмарев — безусловный сюрприз. Он — отчасти еще милиция, но сюрприз недурной. Даже недурной, надо полагать… хотелось бы полагать.

— И-и! — визгнула Катюха. Бросилась на шею, закружив. Попутно пяткой прихлопнув дверь до запирающего щелчка.

То ли обрадовалась, что — Артем? То ли обрадовалась, что — не милиция?

Плотный клинч. Очень плотный.

Ага! Они слились в единое целое, покрывая поцелуями каждый сантиметр… и прочая лабуда из женских романов.

Отнюдь! Токмарев с Катюхой на шее замер, будто в миозите. Ответно обнял, допустим, но пошевелиться боялся.

Непосредственность Катюхи… Так встречают старого, о-о-очень старого друга, когда межполовые различия стерлись до неразличимости и горячие поцелуи-объятия — искренняя дань не телу, но духу.

Однако дух духом, но Артем еще не бестелесен, не бесплотен. А плоть — она, гадина, зачастую сама по себе.

Токмарев отрешенно уставился в коридорный