вас, слушаю! — подпустил иронии Марик: пой, пташечка, пой!

— Позвоните в дежурку. Вам подтвердят.

— Телефон? — поймал врасплох мнительно-бдительный квартиросъемщик.

— Шесть-тринадцать-тринадцать! — отрапортовал мучимый некто. — Или ноль-два.

— Верно! — поощрил Марик. — Особенно про ноль-два. Непременно позвоню. И если выяснится…

— Участковый я, участковый! Воскресенский!

— А я — Натаныч Рамирес Санчес. Международный террорист! — Марик вновь спровоцировал томительную паузу, мимикой приглашая Артема оценить по достоинству.

Очередное продолжительное недоумение. И очередной звонок.

— Участковый? — на грани ерничества осведомился Юдин.

— Я! — на грани вызверения отозвался участковый.

Головка от руля, немыми губами произнес иезуит-Марик. А вслух:

— Знаете, постоянно занято. И по ноль-два, и по шесть-тринадцать-тринадцать. Зайдите попозже. Скажем, через часок.

— Марк Борисович! Всего парочка вопросов!

— Через часок.

— Один вопрос!

— Н-ну?

— Вы… не один?

— Разумеется, не один! Разрешите доложить, групповуха у нас, товарищ старший сержант!.. Если вы, конечно, старший сержант. За подобные вопросы — зонтиком по морде, старший сержант!

— Я не в том смысле.

— А в каком?

— Я ведь вернусь, господин Юдин! — за гранью вызверения посулил участковый Воскресенский. — Попробуйте не открыть!

— И пробовать не буду! — посулил зануда-еврей. — Как там погодка? Замерзнешь в подъезде, сержант… или кто ты там.

— Я на машине. Печку включу.

— Не перегрейся, участковый!

Марик вслушался в потусторонний затихающий топот сапог, в хлопок дверью подъезда, в тишину. Знаем ваши штучки — на цыпочках обратно и в засаду на лестнице. Знаем-знаем!

Вроде нет, вроде ушел и не вернулся старший сержант Воскресенский Егор Матвеич. Пока не вернулся…

Что участковый это участковый, а не волк в овечьей шкуре, было ясно изначально. Вопрос: зачем приходил и… всколькером?

Марик очень точно, без пережима и недожима, сыграл — почему сыграл?! прожил! — роль занудного нацменьшинства, с которым лучше не связываться без веских оснований.

…На токмаревской-омоновской памяти — Али-оглу, торговец порционной анашой в пределах Сенная — Апраксин. Такое лицо кавказской национальности, что дальше некуда. Больше года промышлял и ни разу не попался.

Специально его никто и не ловил — слишком мелкая сошка, но при проведении регулярных рейдов ОМОНа по проверке документов у золотозубых гостей Северной Пальмиры характерный Али-оглу не мог не попасться — хотя бы на глаза! Ан больше года…

Неуловимый Али-оглу!

А очень просто. Когда омоновцы приступали к прочесу вверенной территории, Али-оглу, в отличие от соплеменников, не паниковал, не бежал в ближайшую подворотню или чебуречную. И шага не прибавлял, пока вокруг развивались динамичные кошки-мышки. Доставал из кармана ермолку, нахлобучивал на макушку и — как бы нет его!

Дюжий омоновец, наткнувшись на типичное лицо кавказской национальности, гаркал было «Документы, бля!», но, зафиксировав специфический головной убор, на вираже обходил клиента — не наш клиент, в ермолке! Зацепишь — потом устанешь отбрехиваться. Начнется ермолафья, бесконечное шумное пустословие!

Иегова с тобой, носатый! Чур нас, чур! Были прен-цен-ден-ты. С точностью до наоборот, но были. Когда в Апрашке под горячую руку загребли чернявого доходягу без документов, ночь продержали в «аквариуме» — а он, сволочь, возьми да окажись старшим научным сотрудником ИВАНа (то бишь Института востоковедения Академии наук). Лозовских Святослав Михайлович — по паспорту. Дык! Не по паспорту бьют, а по физиономии! А физиономия у синоиста-сиониста аккурат восточная. А паспорта у синоиста-сиониста аккурат не оказалось.

Небывалый грай тогда приключился из-за этого пустяка. Еще из Публички книжки раритетные поперли в ночь на задержание синоиста-сиониста. Он каким-то боком причастен оказался — в качестве потерпевшего, не обвиняемого. Короче, ну их всех… без веских оснований.

Участковый Воскресенский, вероятно, в данный момент веских оснований не имел. Как и веских полномочий. Кто был нужен старшему сержанту, понятно — к бабке не ходи… а ходи к гр. Юдину М.Б., где, согласно последним оперативным данным, пребывает гр. Токмарев А.Д. Причин и санкций на силовое задержание не имеется… пока. Иначе двойная мариковская дверь не стала бы труднопреодолимой преградой — для привлеченного к операции «гоблина» с кувалдой делов-то на два удара. А то и окна, выходящие на другую сторону, во двор, — первый этаж, стекло материал хрупкий… Потому весь комплекс оперативно-розыскных мероприятий по гр. Токмареву А.Д. пока ограничен визитом участкового и деликатным «тук-тук-тук».

(Артем испытал сложное чувство, став свидетелем и участником интермедии «Кто там?» С одной стороны — юдинской-Токмаревской — открывать, конечно, не следовало. С другой стороны — милицейской — сколько раз в практике Артема бывало: знаешь, что в адресе засел бандюк, он даже хамский голос оттуда подает, но санкции прокуратуры нет — и стой дурак дураком, не моги снести дверь, уложить скотину мордой в пол, каблуком придавить!.. Или уходи, или организовывай наблюдение, жди, пока бандюк за пивком не навострится в ближайший ларь.)

К сожалению, далеко не факт, что все закончилось деликатным «тук-тук-тук». Все, к сожалению, только началось. И убедившись в наличии гр. Токмарева А.Д. на жилой площади гр. Юдина М.Б., личный состав РУВД под управлением полковника Карнаухова, пожалуй, разгуляется по полной.

И отсюда впрямь пора эвакуироваться, пока неповоротливая милицейская махина не набрала обороты (но уже мотор прогревает, рычит-фырчит). Пора, пора! Хотя бы во избежание н-неприятностей для Марика… ну и для Артема, само собой. Но вот незадача — куда и как эвакуироваться. В окошко сигать? И зигзагами, зигзагами?

Артем вдоль стеночки приблизился к окну. Вполне удачно, что Марик плотно зашторился от внешнего мира — снаружи не углядеть, приблизился кто к окну? И неудачно вполне, что комнатные окна — угловые, многого не углядеть изнутри.

А если из кухни?..

Артем чуть не наступил на массивного Бойкота, который по-прежнему дрых, развалясь на полу в позе морской звезды. Звонки, участковые, бряцающее оружие — суета сует, все суета. Не собака за дверью — и гут! Архар не в счет, он уже свой. Вскочил, правда, побежал куда-то, дурашка, — пустое! Сменим позу с клубочка на морскую звезду, спим дальше.

— Что там? — конспиративным хриплым полушепотом спросил Марик Токмарева, изучающего местность в узкий просвет.

— Шш-шторы не трож-жш-шь! — прошипел Артем.

Что там, что там! А то!

За окном была детсадовская обширная лужайка — икебанистые сосны, кайнозойские валуны, качели, скамеечки. Детский смех на лужайке не прослушивался — пустынно, последних спиногрызов забирают самое позднее до семи вечера, а уже восемь.

Но два спиногрыза так-таки отдыхали на скамеечке, покуривали. Нерадивых родителей дожидались, высматривали вдалеке?

Не родителей они дожидались. И не отдыхали. Работали. Работа у них такая — высматривать вдалеке. И возраст далеко не детсадовский… Шестипудовые пупсики в китайских ветровках. На юдинские окна исподтишка поглядывали.

Так-таки оно: или уходи, или организовывай наблюдение.

Не ушли.

Внешняя схожесть не