Шрифт:
Закладка:
Отодвинув Хольгера к двери, он повернулся к урановой сфере. О том, что внутри лежит образец ирренция, напоминали только странные свечения на защитной оболочке. Гедимин представил, как зелёные блики растекаются по его рукам, и задумчиво сощурился. «Если приподнять не только купол, но и сферу, всего на секунду…»
Он выглянул в коридор. Хольгер, завёрнутый в защитное поле с ног до головы, молча вскинул руку. Гедимин шагнул обратно, закрывая за собой двери. Купол над урановой сферой растворялся долго, неохотно, слой за слоем, сармату показалось, что прошло полчаса, — и он, не тратя времени на возню с манипулятором, выдернул стеклянную коробку из его «клешни» и швырнул в угол. Шар плотного, непрозрачного защитного поля покатился по гладкому фрилу и остановился у стены. Сармат оглянулся на него и снова перевёл взгляд на сферу. Глубоко вдохнув, он осторожно развёл её сегменты в стороны и просунул руку внутрь.
Сквозь оболочку он ничего не почувствовал — только видел, как зелёные отсветы бегут вверх по предплечью. Рука наткнулась на что-то твёрдое, и сармат неловко провёл пальцем по невидимой поверхности. «Сквозь защитное поле ничего не поймёшь,» — с досадой думал он, вынимая ладонь из урановой сферы и тщательно подгоняя друг к другу сегменты. «Но я его всё-таки потрогал. Странные ощущения.»
Защитное поле уже смыкалось над образцом, когда Гедимин вспомнил о камерах по периметру хранилища и сердито сощурился. Закрывать их было поздно.
— Живой? — спросил, заглядывая в хранилище, Хольгер. Ремонтник кивнул и показал ему коробку с сивертсенитом. Поднесённый к ней дозиметр Конара показывал остаточное, угасающее омикрон-излучение, — лёгкий стеклоподобный сивертсенит, как и стекло, из которого была сделана ёмкость, был почти неуязвим для наведённой радиации.
— Всё надо мыть, — сказал Хольгер. — И эту вещь, и тебя. Идём в душевую. Тут нужна дезактивация.
Гедимин мигнул.
— Я был в поле, — напомнил он. — Ни один атом не мог просочиться.
— Ты трогал ирренций, — сузил глаза химик. — Я вообще не знаю, доживёшь ли ты до завтра. Гедимин, ты псих — хуже Линкена, честное слово!
…Солнце уже садилось, когда ремонтник выбрался из озера и выловил комбинезон, плавающий у берега.
— Воняет, — буркнул он, обнюхав одежду. Запах дезактивационного раствора за несколько часов слегка ослаб, но отлично чувствовался — как казалось Гедимину, за пять метров независимо от направления ветра.
— А по-моему, отмылось, — сказал Хольгер. — А ты сам как? Руку не жжёт, голова не кружится?
Гедимин сердито сощурился.
— Я был в поле!
— Если что-то пойдёт не так, тебя надо будет срочно тащить к медикам, — покачал головой химик. — Одевайся, пойдём на крышу, пока ещё есть места.
— Линкен нас подождёт, — отмахнулся Гедимин, тщательно стряхивая с комбинезона воду. Со скирлина она скатывалась быстро, но одежда всё равно оставалась слегка влажной, и на холодном осеннем ветру сармат ёжился и покрывался бледной синевой.
— Болтать не будешь? — спросил Гедимин, выбравшись из кустов и повернувшись к Хольгеру.
— Пока ты здоров, от меня никто ничего не узнает, — отозвался тот. — Но Константин всё же был прав. Ты очень неосторожен.
…Линкен стоял на краю крыши, глядя на подсвеченную фонарями северную дорогу. За его спиной валялись выложенные в неровную линию петарды, соединённые запутанными проводами. Сарматы, занявшие крышу в ожидании фейерверка, держались поодаль от «заграждения». Гедимин подошёл ближе и заметил, что провода никуда не ведут — если вся эта конструкция и могла взорваться по сигналу, то передавался он предельно неочевидным образом, а все разноцветные проводки, наваленные в два слоя, были сложены «для красоты». Сармат осторожно перешагнул через них и остановился у гребня крыши.
— Ложись! — крикнул, не оборачиваясь, Линкен. Гедимин распластался на крыше раньше, чем успел осмыслить команду, — долгое общение со взрывником не прошло даром. Линкен подошёл и потянул его за шиворот.
— Сразу сказал бы, что это ты, — буркнул он, дожидаясь, пока сармат поднимется на ноги. Из-за ската крыши осторожно выглянул Хольгер, и Линкен жестом позвал его к себе.
— Мы не хотели мешать, — сказал химик.
— Чушь, — фыркнул Линкен. — Как вы можете мешать? Иди сюда, атомщик. Отсюда лучше видно.
Он опустился на корточки, раскладывая на краю крыши кнопочные устройства. Никаких проводов у них не было. Увидев одно из них, Гедимин изумлённо мигнул, — это была Большая красная кнопка с атомной электростанции.
— Нравится? — спросил Линкен. — Самое то для таких дел. На маленьких пультах — небольшие запуски, а на этой — каскады. Но если задумаешь что-нибудь серьёзное, я тебе её одолжу. Не насовсем — мне она тоже нравится.
…Красные, белые и золотые огненные шары взлетали над лесом и почти достроенными корпусами новых заводов, и небо, не успев потемнеть, снова вспыхивало от края до края. В разноцветных отсветах Гедимин видел очертания градирен, главного корпуса с вентиляционными трубами и — если приглядывался — цепочки ремонтных ангаров. Научный центр сливался с ними, и отличить его от похожих строений было невозможно.
01 октября 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
— Если так и дальше пойдёт, мне придётся сменить замки, — сказал Константин, сердито щурясь на Гедимина и Хольгера. Сарматы переглянулись и одновременно пожали плечами.
— Мы работаем, — буркнул ремонтник. — Что не так?
— Я просмотрел записи от двадцать восьмого сентября, — Константин навис над ним, и Гедимину захотелось подняться во весь рост. — Вот эту попытку самоубийства ты называешь работой?
Гедимин сузил глаза. «Всё-таки докопался… Интересно, он все записи просматривает?»
— Я поправлял сегменты сферы, — отозвался он. — И был при этом в защитном поле. Это на записях видно?
Константин тяжело вздохнул и ткнул пальцем в старый шрам на груди Гедимина.
— Иногда я не понимаю, почему ты до сих пор жив. Теперь ты, Хольгер… Объясни мне причину твоего молчания. Ты
