оборонительного рубежа. Взвод лейтенанта Акимова погрузили на драккары (в ожидании приказа укрытые в заросшем кустарником устье того самого ручья, где когда-то «взяли» милисов), а взвод лейтенанта Сердюка находился на территории поселения и ожидал команды погрузиться в шаттл, чтобы совершить вертикальный охват зарвавшегося врага.

И вот к двум часам дня на поле боя вышли основные вражеские силы: еще полторы тысячи всадников легкой кавалерии, пятьсот закованных в кольчуги до самых глаз катафрактариев на конях с чешуйчатымими панцирными попонами, и пятьсот лучников на верблюдах, способных вести стрельбу на дистанции до трехсот метров. Все бросил в бой Сабир ибн Хабиб, ничего не оставил на черный день: алчность застила глаза и ему, и большинству его командиров. При виде главной части вражеского войска буцинатор еще раз протрубил насмешливый вызов (на самом деле сигнал «Приготовиться»), после чего амир рассвирепел. Брызжа слюной, он произнес:

- Дорогой Мансур, эти неверные - твои и только твои! На флангах тебя поддержат иорданские лучники, а следом пойдут доблестные берберы, рубя неверных, опрокинутых твоими людьми. Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного - вперед, на врага!

Для стороннего наблюдателя, не ведающего, что ждет воинов ислама впереди, картина выглядела грозно и впечатляюще. Катафрактарии двинулись навстречу своей смерти мелкой рысью, до поры держа свои копья вертикально. Хоть их кони были крупнее лошадей легкой кавалерии, до настоящих рыцарских дестрие им было далеко, так что поднять их в галоп с весом одоспешенного всадника и панцирной попоны было попросту невозможно. Следом за ними трусцой вперед отправились лучники на верблюдах, и последней шагом тронулась берберская кавалерия.

На той стороне еще три раза протрубил буцинатор, и римляне привели свои копья в боевое положение, уставив их остриями на приближающегося врага. А дальше два события произошли одновременно. Лучники на верблюдах навесом начали пускать свои стрелы, и конь одного из катафрак-тов зацепил копытом первую растяжку. Громыхнуло, в воздух поднялся клуб черного дыма; подорвавшийся конь, издав отчаянное ржание, повалился на бок, придавливая всадника. А дальше взрывы пошли один за другим, что, впрочем, ничуть не уменьшило решимости сирийцев довести атаку до конца. Тем временем легионеры заученно выполнили команду «тестудо», и римский строй превратился в черепаху из щитов, из-под которой тот тут, то там загремели отдельные винтовочные выстрелы.

Потеряв на растяжках до сотни всадников и коней, катафракты добрались таки до спотыкача, и тут началось самое интересное. После того, как на этом препятствии упали несколько лошадей, строй атакующих просто встал. Расчет у Андрея Викторовича был на то, что враг при сближении с четырех сотен метров поднимет своих коней в галоп, что создаст на спотыкаче кучу-малу, но сирийская панцирная кавалерия так просто не умела и не могла. При этом некоторые из закованных в кольчуги всадников после непредвиденного спешивания принялись злобно рубить протянутую в траве проволоку мечами и топорами.

И тут главному военному вождю Аквилонии стало ясно, что операция пошла не по плану. Лучники продолжали стрелять со спин верблюдов, щедро расходуя стрелы из колчанов, и нет-нет остроклювая смерть находила щель между щитами, а закованные в железо с ног до головы люди-печки шаг за шагом, причем без особых проблем, приближались к строю легионеров, частью в пешем, частью в конном порядке. Среди верблюжьих лучников тоже были потери (ибо легионеры из винтовок стреляли как раз в них), но ливень стрел не утихал. Пришло время принимать решение.

Связавшись по карманной рации с лейтенантом Акимовым, Андрей Викторович сообщил, что тому пора выступать, время пришло. Весла вспенили воду, и вот уже узкие как нож, стремительные корабли режут речную гладь. Когда на веслах свежая, не уставшая команда гребцов, они способны двигаться со скоростью до двенадцати узлов. Иорданские лучники заметили новую опасность и попытались перенести огонь на нее, но, во-первых, это была движущаяся мишень, которую не так-то просто взять на прицел, во-вторых, в ответ раздались не отдельные винтовочные выстрелы, а короткими очередями загремели шесть единых пулеметов и два десятка автоматов.

И тут же на другом фланге огнем пулеметов и автоматов ощетинились позиции взвода лейтенанта Авдеева. Пулеметной, да и автоматной пуле глубоко безразлично, есть на ее жертве доспехи или нет. Вставали на дыбы ржущие от боли кони, страшно кричали подстреленные верблюды, падали наземь с проклятьями на устах раненые всадники. И в этом беспощадном огне вражеский отряд таял как кусок льда в крутом кипятке. Огневые клещи удались в полном объеме, пусть и не совсем так, как задумывалось изначально.

Часть берберов успела развернуть коней к бегству прочь из этого страшного места, но драккары на полном ходу не отставали даже от лошадей в галопе, и поливали, поливали, поливали беглецов во фланг пулеметными и автоматными очередями. И в довершение всего, доводя ужас побежденных просто до невероятной величины, над этой кипящей бойней с тихим шелестом проскользил челнок темных эйджел. Приземлившись в километре позади ставки амира, летательный корабль раскрыл кормовой люк, выпустив из своего чрева вооруженных людей в черной униформе - выбегая, те тут же изготавливались к открытию огня. Собственно, это было последнее, что увидел обратившийся в бегство Сабир ибн Хабиб перед тем, как прибывший по срочному вызову ангел смерти Азраил принялся извлекать его душу вилами через задний проход. Ибо это у праведника душа отлетает сама, а чтобы вынуть ее из грешника, ангелу смерти нужен большой опыт практической проктологии.

Дело было сделано, теперь оставалось самое малое: пойти и добить выживших сарацин, после чего разработать план тихого и бескровного захвата вражеского лагеря. Никто из некомбатантов во время этой операции не должен пострадать даже случайно.

4 августа 3-го года Миссии. Воскресенье. Три часа пополудни. Дальние окрестности Большого Дома, место битвы с сарацинами.

Отгремели пулеметы, и вперед, аккуратно переступая через ряды спотыкача, пошли легионеры Гая Юния. Потери от стрел они понесли очень небольшие, по большей части ранеными, а не убитыми, и теперь на них была возложена задача сделать еще живых врагов мертвыми. Уцелевших растяжек главный военный вождь не опасался. После катафрактов и верблюжьих лучников по минному полю густо прошла берберская кавалерия, так что там наверняка не осталось ни одной несработавшей американской «лимонки». Наталкиваясь на раненых врагов, бойцы без всяких дополнительных вопросов наносили мечами и копьями удары милосердия: катафрактам в смотровые щели между шлемом и кольчужной завесой, прикрывающей лицо, а всем остальным в горло, чтобы эти люди, ненужные в мире