ничего серьезного не произошло.

– Пришлите мне все это по факсу, – продолжил Дамьен, пока его собеседник не начал расспрашивать его дальше, – я оставил номер у вашего секретаря. Большое спасибо за вашу помощь.

– Рад помочь, инспектор, обращайтесь, если возникнет необходимость.

– И последний вопрос – как давно вы проводите ярмарки?

– Двадцать пять лет, без перерыва, – с гордостью уточнил Дюбрей. – За исключением 1982 года.

– Что же тогда случилось? Кризис из-за найденных в мясе гормонов?

Дамьен вспомнил о скандале, разразившемся в сельскохозяйственной отрасли несколько лет назад. Одна ассоциация выяснила, что огромное количество коров, выращиваемых во Франции, кормят гормонами и содержат в антисанитарных условиях. Потребители стали массово отказываться от мяса, что привело к разорению множества скотоводов. Отрасль до сих пор не оправилась от этого скандала.

– Вы ведь не из этих мест, инспектор, я не ошибаюсь?

– Так и есть, вы правы, – согласился Дамьен, не уточняя, ни откуда конкретно он приехал, ни по какой причине.

– В 1981 году, – продолжил Дюбрей, – в последний день ярмарки пропал ребенок. Это был сын одного из наших участников. Мы все были потрясены этим несчастьем, ведь все мы знали малыша Фабьена. Поэтому мы решили не проводить ярмарку на следующий год из уважения к его семье, в надежде, что парнишку быстро найдут. Но полиция так и не обнаружила никаких следов. Родители в итоге расстались. Это был скверный развод, понимаете? Отец был вспыльчивым, любил выпить, его ферма с трудом держалась на плаву… Классическая ситуация в деревнях. Поэтому была выдвинута версия побега, оставив каждому из нас надежду на возможное возвращение мальчика. Которого так и не произошло.

– Поэтому вы не стали проводить ярмарку на следующий год?

– Да. Поэтому, а также потому, что отец повесился через полгода после исчезновения сына.

Дамьен еще раз поблагодарил своего собеседника и задумчиво повесил трубку. Одна деталь, которую он еще до конца не осознал, не давала ему покоя. Он вкратце изложил на бумаге содержание разговора, чтобы не забыть ничего важного:

«Ярмарки проводятся 25 лет.

1982 год – ярмарка не проводилась, поскольку в 1981 году пропал ребенок.

Отец повесился (вспыльчивый, алкоголик, развод).

Вернст – постоянный участник. С какого года? (Проверить по списку, который пришлет по факсу Дюбрей.)

Сдержанный, но приятный (проверить, связавшись с другими посетителями ярмарки – участниками, покупателями).

Ребенка не нашли. Возможный побег.

Имя ребенка: Фабьен».

Фабьен.

Вот она, эта деталь.

Имя.

Дамьен лихорадочно открыл папку с делом Сандрины и пробежал глазами заметки, сделанные после его возвращения в комиссариат.

– Черт, – выругался он, чувствуя первые вибрации замогильного голоса, раздавшегося у него в ухе.

Он пролистал отчет о первом убежище – об острове. Он помнил, что составил список имен детей из лагеря, упомянутых пострадавшей. Она говорила, что их было десять, но назвала не все имена.

Здесь.

Дети войны, смешанных кровей. Жертвы Лесного царя.

Фабьен.

Мальчик, который защищал других, рисуя на стенах Лесного царя.

«Я предупреждал тебя, что мы еще повеселимся, недостойный отец».

9

Три дня, бабушка, три дня… Мне понадобилось ровно столько времени, чтобы все понять.

Целая вечность.

В первый вечер, когда он приехал, я не спускалась к ребенку. Я не могла ни шевелиться, ни говорить. Я знала только, что он положил его в погребе, я услышала звяканье цепи и звук закрывающегося замка.

На следующее утро я отнесла ему поднос с едой, не сказав ни слова, даже не взглянув в его сторону, полностью копируя поведение моего бывшего палача. Глядя в пол, я поставила поднос и бросилась к лестнице, чтобы скорее убежать наверх. Я закрыла дверь на кухню, чтобы не слышать его плача, затем, прислонившись к раковине, сильно сжала кулаки, ощутив, как ногти вонзаются в кожу.

«Не плачь, не раскисай, вспомни, что он тебе сказал…»

– Это ненадолго, всего на несколько дней, пока моя потребность не исчезнет… Этот ребенок все равно не подходит для жизни. Ты – совсем другое дело, это жизнь не подходит для тебя. Я это давно понял. Никто не смог бы оправиться после того, что я с тобой сделал. Ни у кого не хватило бы сил простить меня. Ты – особенная, окружающий мир недостоин тебя. Ребенок совсем не такой. Он бесполезен. Мимолетный блуждающий огонек, который скоро погаснет, и никто о нем не вспомнит. Он здесь для того, чтобы помочь нам жить вместе. Это просто сосуд для моих потребностей, помогающий мне освободиться.

«Первые дни самые сложные… Тебе пока трудно это принять, но скоро, со временем ты поймешь, что это единственное решение. Когда в душе поднимается сомнение, послушай свою песенку, которая говорит о любви, о нашем счастье… Все, что существует за пределами фермы, – это гибнущий мир… А здесь мы в безопасности… Эта ферма – наше убежище… Разве не об этом ты всегда мечтала, Сандрина? Тогда зачем думать об этом ребенке в погребе? Зачем подвергать риску это равновесие, эту стабильность, которой тебе всегда так не хватало?»

И я последовала его советам.

«Говори со мной о любви».

Я ставила песню снова и снова. Прибавляя звук, когда до меня доносился плач из погреба, и громко выкрикивая слова песни, словно отдавая приказ той части меня, которая еще сомневалась…

«Говори со мной