Да еще смеялся над ним.

Над его вечно падающими чашками, неловкими жестами и неумением делать то, что так легко дается мне самому...

Вдох. Выдох. Стрекот кузнечиков и едва слышное журчание ручья...

Ощущение жажды...

Жара...

...Я вовсе не удивился, когда, открыв вновь глаза, увидел над собой высокий каменный свод, ощутил прохладу и услышал голос брата.

– Ива... постой. Пожалуйста. Я не могу идти так быстро.

Шорох босых ступней по камням, высокий чуть хриплый смех.

Холодные серые глаза остро сверкнули в полумраке, озаренные светом чадящего факела.

– Чего это с тобой, красавчик? Где силенки-то оставил?

– Не важно. Просто подожди. Мне правда тяжело гнаться за тобой. И не называй меня так... Не надо. У меня есть имя.

– Оно принадлежит твоим близким. Я пока не буду произносить его вслух. Рано... Дай мне другое, коль не хочешь прозвищ. Как-то же еще тебя звали? Или у вас нет имен, которые душу не задевают?

– Нет... Зачем?

– Чтоб не вредили, конечно! Разве не знаешь, что истинное имя нужно скрывать? Тебе, что, никогда не хотелось, чтобы тебя звали иначе?

– Люди этих земель называли меня Сполохом...

– Сполох? А что.... мне нравится. Подходящее прозвище для такого, – Ива повела факелом перед собой, и ее длинная тень качнулись на высоких щербатых стенах.

Лиан держался рукой за одну из них. Он дышал с трудом, на лбу выступили капли пота, хотя в каменных переходах крепости царил вечный холод. Ноги едва слушались, но остановиться означало сдаться... Остановиться означало вспомнить... вспомнить лицо брата в тот миг, когда его настиг огненный удар.

Нет.

Уж лучше медленно ползти вперед, переставляя ноги одну за другой, не думая ни о чем. Не чувствуя ничего, кроме голода, усталости и желания лечь прямо здесь, посредь каменного коридора, чтобы больше уже не вставать никогда.

– Эт хорошо, что ты уговорил своего дружка не идти следом. Непросто, поди, было.

– Не надо, Ива...

– Я уж думала придется припугнуть его немного, чтобы убрался восвояси... А ты сам справился. Вот и добро. Надеюсь, он не попытается следом идти... Напыщенный королевский выродок!

– Заткнись, – Лиан поднял на нее полные гнева глаза. – Заткнись и никогда не смей марать его имя. Тебе, дуре, чтоб дорасти до моего брата, надо, наверное, помереть и заново родиться. Идем! Мне нужны еда и постель, если ты не хочешь оказаться здесь один на один с мертвецом. И не спрашивай меня никогда, как я уговорил Фарра остаться, – он снова остановился, тяжело дыша, стиснул каменный выступ на стене. – Слишком дорого это стоило...

– Подрался ты что ли? Поэтому такой дохлый? – Ива улыбнулась недобро и вгляделась в лицо Лиана. Ответа она не дождалась и, пожав плечами, пошла дальше. Но через несколько шагов остановилась, вернулась и взяла его за руку. – Не бойся, Сполох, я тебе сдохнуть не дам. Не для этого звала... Недалеко уж осталось. Скоро будет тебе и похлебка, и постель, и огонь. Я же знаю, он тебя быстро к жизни вернет.

5

Меня разбудило солнце. Поднявшись высоко, оно стерло тень под скалами и обожгло мое лицо своим жарким светом, вернуло в реальный мир, в мое собственное тело, в стрекот саранчи и гудение пчел.

Я медленно поднялся с земли и побрел к ручью, что негромко бормотал неподалеку в тенистой расщелине. Долго пил, опустив лицо в прохладную живительную воду. Пил, пока не ощутил, что сознание прояснилось. Пока не вспомнил все – каждое слово и каждый жест из этого странного сна, который уж точно не был сном.

Не думал, что так бывает... Но ведь и помнить свое младенчество людям вроде как не положено. В моей жизни всегда находилось место явлениям, которые выглядели почти невозможными. Или даже совсем невозможными. И тем не менее случались.

Напившись и придя в себя, я остался на берегу ручья, в тени скал – смотрел на весело журчащую воду и думал. Бусина Лиана все еще лежала в моей руке. Сам того не замечая, я держал ее так крепко, что теперь мне с трудом удалось разжать пальцы.

Маленький костяной шарик с широким отверстием для шнура... В первое время Лиан носил бусину на шее вместе со своим кольцом, но потом стал вплетать ее в волосы. Я не мог сказать наверняка, но был почти уверен, что для него она значила довольно много... как и для меня. После видений в степном храме эти костяшки с резным узором стали нам верным напоминанием о той клятве, что мы дали много веков – и жизней – назад.

Я хорошо помнил тот день... Запах дыма и трав, пропитавший дом старого шамана. Его хриплый надтреснутый голос, гудение ветра за стенами шатра. На лице у Лиана застыло отрешенное выражение, прикрывающее любопытство и тревогу. Мой бедный слепой братец сидел там, начисто лишенный возможности понимать, что происходит – он почти ничего не видел в полумраке шатра и не мог разобрать ни слова из наших речей. Конечно же, он не догадался почему я вздрогнул и перестал дышать, когда впервые прозвучало это слово – «наатха»... когда старый Агхи сказал, что нам достался большой дар, который мы, два молодых дурня, не способны охватить и понять целиком. Лиан ковырял застежку на своем сапоге и хмурился, а я смотрел на него и пытался осмыслить сказанное. В тот миг все встало на свои места. Все стало так понятно и объяснимо, словно протерли мутное окно, позволив глазам видеть мир во всех его подробностях и красках.

А потом старик достал эти бусины...

Я не сразу понял его задумку. Поняв же, не стал объяснять Лиану, ч т о они значат на самом деле.

Старый Агхи взял кривой ритуальный нож и провел им по моей ладони. В натекшую из пореза лужицу крови он вложил ту бусину, на которой я отчетливо различал символы огня. Эта бусина досталась Лиану. А я забрал другую, отмеченную знаками воздуха и запятнанную кровью моего брата.

Теперь они обе были у меня. И я не мог понять, какая за злая сила могла поразить разум Лиана, чтобы тот выбросил свой оберег...

Я провел пальцем по резным линиям, что складывались в символы огня и со вздохом признал – есть вещи, неподвластные моему уму. Сняв с волос кожаный шнурок, я позволил им рассыпаться по плечам и сплел новую тонкую косицу, в которой закрепил бусину Лиана.

Придет день – я верну ее брату.

Придет день – я верну брата той, что любит его и носит под сердцем его дитя.

Теперь, когда боль и помраченье отступили, вместе с ними ушло и давешнее отчаяние: я смотрел в новый день с непоколебимой уверенностью, что все еще смогу исправить. Да, братец вляпался в неприятности, но я-то, хвала богам, пока хозяин своему уму. Нужно просто собраться с мыслями и понять, как действовать дальше.

Очевидно, что дверь в Эймурдин мне никто не откроет – рылом не вышел. Но Ива сама подсказала мне путь, которым можно ходить, когда все остальные перекрыты.