Шрифт:
Закладка:
Гиллиген, глядя на танцующих, переспросил:
— Что?
Собеседник встал на защиту доктора Гэри:
— Он служил в госпитале, во Франции. Да, да. Года два или три. Хороший малый. — И тут же добавил: — Хоть и танцует по-ихнему.
Свет, движение, звук — все нестойко, текуче. Медленный напор, призрачный и страстный. А за окном весна, как девушка, потерявшая счастье, но неспособная к страданиям.
…Брось об стенку, ого-го!..
— …не забуду, какое у него было лицо, когда он мне сказал: «Джек, оказывается, моя больна сифилисом. И я…»
…тряхни, тряхни, да не урони!..
— В первую же ночь в Париже… а потом, в другой раз…
… — не урони!..
— …у меня револьвер, двадцать золотых монет зашито в…
Ах, где же, где же храбрый мой седок?..
Гиллиген спросил, где Мэдден, который ему пришелся по душе, и ему объяснили, куда тот ушел.
Вон она опять. Перья колышутся на веере, как ива под вечер. Ее рука на черноте вечернего костюма, тонкая теплая линия. Юпитер сказал бы: «О, сколь девственны бедра ее!», но Гиллиген, и не будучи Юпитером, только буркнул: «О, черт!», думая: «Хорошо, если бы Дональд Мэгон мог быть ее партнером, но раз нельзя, так лучше, что он этого не видит».
Музыка умолкла. Танцоры остановились, выжидая начала. Хозяйка, неумолчно болтая, семенила среди гостей, и при ее приближении они бросались врассыпную, как от чумы. Она поймала Гиллигена, и он, утопая в накатившейся на него волне слов, покорно терпел, следя за парами, выходящими с веранды на газон. Какие они с виду нежные, эти спинки, эти бедра, думал он, повторяя: «Да, мэм» и «Нет, мэм». Наконец он отошел, когда она с кем-то заговорила, и на повороте увидел Мэддена с незнакомым человеком.
— Это мистер Доу, — сказал Мэдден, поздоровавшись с ним. — Как Мэгон?
Гиллиген пожал руку Доу.
— Он сидит там, в машине, с миссис Пауэрс.
— Вот как? Мэгон служил в британских частях, — объяснил Мэдден своему спутнику, — в авиации.
Тот проявил некоторый интерес:
— в КВФ[16]?
— Как будто так, — сказал Гиллиген. — Привезли его сюда, послушать музыку.
— Привезли?
— Он в голову ранен. Почти ничего не помнит, — объяснил ему Мэдден. — Вы сказали, с ним миссис Пауэрс? — спросил он Гиллигена.
— Да, она тоже приехала. Хотите, пойдем, поговорите с ней!
Мэдден посмотрел на своего спутника. Доу переставил протез.
— Нет, не стоит, — сказал он. — Лучше я вас подожду.
Мэдден встал.
— Пойдем с нами, — сказал Гиллиген. — Она вам будет рада. Она ничего, вот Мэдден подтвердит.
— Нет, спасибо, я вас подожду здесь. Только вернитесь, ладно?
Мэдден прочел его невысказанные мысли:
— Да она еще танцует. Я успею вернуться.
Он закуривал, когда они отошли от него. Негр-кларнетист остановил свой оркестр и на время увел музыкантов; веранда опустела, только на перилах сидела все та же группа. Приперев их к стенке, хозяйка дома, в новой вспышке оптимизма, завладела их вниманием.
Гиллиген и Мэдден прошли по траве, из света в тень.
— Миссис Пауэрс, вы, наверно, помните мистера Мэддена, — официальным тоном сказал Гиллиген.
Несмотря на невысокий рост, в Мэддене было что-то большое, спокойное, ощущение сознательного бездействия после напряженной деятельности. Мэдден увидел ее бескровное лицо на темной обивке машины, черные глаза, рот, похожий на рану. Рядом сидел Мэгон, неподвижный, отрешенный, ожидая музыки, хотя трудно было сказать, слышит ли он ее или не слышит.
— Добрый вечер, мэм, — сказал Мэдден, сжимая ее крепкую, неторопливую руку, вспоминая резкий силуэт на фоне неба, вопль «Ты нас убил!» и выстрел в упор, в лицо человеку, в злое, покрасневшее лицо, освещенное короткой вспышкой пламени на горьком рассветном небе.
11
Дважды, бросая вызов соперникам, Джонсу удалось протанцевать с ней: один раз — шагов шесть, второй — шагов девять. В ней не было гимнастической легкости других девушек. Может быть, потому на нее и был такой спрос. Танцевать с теми — все равно, что танцевать с ловкими мальчиками. Во всяком случае все мужчины хотели танцевать с ней, касаться ее.
Джонс, во второй раз оторванный от нее, желчно соображал, какую тактику применить, и, улучив момент, отбил ее у лакированной прически и смокинга. Тот недовольно поднял пустое, словно выглаженное лицо, но Джонс ловко оттеснил ее от резвящегося стада в угол, образованный концом балюстрады. Здесь его могли атаковать только со спины.
Он сознавал, что его победа весьма кратковременна, и быстро проговорил:
— Ваш друг сегодня тут.
Перья веера легко скользнули по его шее. Он пытался прижать ее колено своим, но она ловко избегала прикосновения, тщетно стараясь выбраться из угла. Кто-то, пытаясь оторвать ее от него, назойливо вертелся за его спиной, и она с неудовольствием сказала:
— Вы танцуете, мистер Джонс? Здесь отличный паркет. Может быть, попробуем?
— Ваш друг Дональд танцует. Пригласили бы его, — сказал он, чувствуя пустое прикосновение ее груди, ее нервные попытки уйти от него.
Снова кто-то подошел к нему сзади, и она подняла свое миловидное лицо.
Ее мягкие тонкие волосы небрежно пушились вокруг головы, накрашенный рот казался лиловатым на свету.
— Он здесь? Танцует?
— Да, со своими двумя Ниобеями[17]. Даму я сам видел — значит, и мужчина тоже тут.
— Ниобеями?
— Да, с этой миссис Пауэрс, или как ее там.
Она откинула головку, чтобы видеть его лицо.
— Вы лжете!
— Нет, не лгу. Они здесь.
Она в недоумении смотрела на него. Он чувствовал, как веер, висевший на ее согнутой руке, мягко касался его щеки; сзади кто-то снова навязчиво пытался отбить ее.
— Сидит там, в машине, — добавил он.
— С миссис Пауэрс?
— Да, моя дорогая, будьте начеку, иначе она его отобьет.
Она вдруг вырвалась от него:
— Если вы не хотите танцевать…
Сзади кто-то настойчиво и неутомимо повторял:
— Разрешите пригласить вашу даму?
— Ах, Ли? Мистер Джонс не танцует.
— Разрешите? — фатовато бормотнул юный франт, уже обняв ее талию.
Джонс, мешковатый, желчный, стоял, следя желтым взглядом, как ее веер опустился на смокинг партнера, словно притихший всплеск воды, как изогнулась ее шея и рука, сияющая и теплая, легла на черное плечо, как едва намеченное сквозь серебро тонкое тело, уклоняясь, угадывало движения партнера, словно обрывки снов.
— Спички есть? — отрывисто спросил Джонс у человека, одиноко сидевшего в качалке.
Он раскурил трубку и, медлительный, толстый, с враждебным видом прошелся мимо группы
