отношения к причинам смерти, на случай, если что-то из подобных деталей пригодится для следствия.

К этой категории в отчете относился, к примеру, тот факт, что у Портеуса были неявно выраженные признаки пороков анатомического развития, в основном связанных с уменьшенной костной массой. Доктор Белл пояснил, что подобные патологии вызывает плохое и скудное питание в детстве. Хайд только теперь понял, что ничего не знает о ранних годах жизни Портеуса и что психиатр рассказывал ему о себе, лишь начиная со своей учебы в университете и первых шагов на профессиональном поприще.

Капитан подошел с отчетом поближе к свету и продолжил читать, стоя у окна. В тексте было много незнакомой ему медицинской терминологии, но один пункт все же привлек его особое внимание. Белл сообщал, что при исследовании мозга убитого он обнаружил церебральный артериит, в частности стеноз базилярной артерии. В сочетании с другими признаками поражения сосудов и мозговых оболочек это указывало на специфический менинговаскулярный недуг.

У Сэмюэла Портеуса был сифилис.

Болезнь, по словам Белла, находилась в латентной стадии. Она годами протекала бессимптомно: у Портеуса не было никаких видимых признаков ее присутствия – ни сыпи, ни язв. Но в течение этого длительного латентного периода недуг потихоньку копил силы и наращивал угрозу, которая вызревала в мозге. Возможно, в характере и поведении Портеуса уже начинали проявляться изменения; наверняка давали о себе знать и другие неврологические симптомы: парез и астения выражались в физической слабости, не исключено, что он страдал от нервного истощения, головокружений и забывчивости. В комментарии Белл добавил, что Портеус, будучи профессиональным врачом и психиатром, должен был прекрасно понимать природу своей болезни и точно знать, каков будет неотвратимый исход.

Хайд, читая, вспоминал, что Сэмюэл, поначалу всегда пребывавший в добром расположении духа, действительно стал меняться в последнее время. Оторвавшись от тягостных итогов препарирования тела и души покойного друга, капитан рассеянно перевел взгляд за окно, на шумевшую под ним улицу.

В следующее мгновение он выронил отчет из рук, резко развернулся, выскочил из кабинета, с грохотом распахнув дверь, и бросился вниз по каменным ступенькам, так что обалдевшему Маккендлессу, который в этот момент поднимался по лестнице, пришлось вжаться в стену, чтобы его не снесло стремительное начальство.

В приемной на первом этаже еще несколько изумленных лиц повернулись вслед Хайду, когда тот вылетал на улицу.

– Ты! – рявкнул Хайд по пути молодому констеблю в полицейской форме, сидевшему за конторкой. – Со мной, живо!

Перепрыгнув порог участка, он помчался по Торфикенской площади; констебль послушно бежал за ним. Хайд домчался до угла, скрипнул подошвами кожаных туфель по булыжникам на повороте и вылетел на Торфикенскую улицу.

Там никого не было.

Но Хайд видел его из окна своего кабинета. Видел. Один из тех двоих мужчин, которые следовали за ним этим утром, стоял у поворота с Торфикенской площади на Торфикенскую улицу и смотрел на полицейский участок.

Только вот сейчас там не было ровным счетом никого.

Хайд заозирался. Чуть дальше было открытое пространство, где сходились Атолльская площадь, Торфикенская и Западно-Мейтландская улицы, и этот большой перекресток не давал никаких шансов ускользнуть незамеченным кому бы то ни было в столь короткий срок. Показались несколько пешеходов, но никто из них не напоминал фигурой человека, виденного Хайдом из окна. Как ему удалось исчезнуть так быстро?

Хайд снова бросился бежать, теперь уже на угол Западно-Мейтландской улицы; констебль не отставал. Там капитан внимательно посмотрел сначала в одну сторону – в направлении Сенного рынка, затем в противоположную – к центру города.

Другие офицеры тоже к этому времени вышли из участка и собрались вокруг Хайда, который продолжал вертеть головой, отчаянно всматриваясь в прохожих.

– Бога ради, что случилось, сэр?

– А? – Хайд резко обернулся и увидел перед собой Маккендлесса, который в тревоге и замешательстве смотрел на своего начальника.

– Что стряслось? – повторил Маккендлесс, и когда начальник вместо ответа продолжил в безмолвном отчаянии озираться, повысил голос: – Капитан Хайд!

– Я видел кого-то…

– Кого?

– За мной следили. Я их видел и раньше.

– Их?

– Двоих мужчин. Готов поспорить, и вчера вечером это тоже были они. – Хайд бессильно качнул головой. – Я думал, что… – В этот момент он взглянул Маккендлессу в лицо, прочел выражение в его глазах и передумал продолжать. – Не берите в голову.

Капитан зашагал обратно к участку, не обращая внимания на взгляды, которыми обменивались, расступаясь перед ним, подчиненные.

Глава 36

Элспет рыдала до тех пор, пока у нее не осталось больше слез, а ее крики, метавшиеся эхом в черной пустоте, не превратились в жалкие хрипы. «Как это возможно?!» – спрашивала она себя снова и снова. Как такое может быть, что она так долго шла вниз по ступенькам, а в итоге оказалась на том же уровне, с которого начала спуск? Что бы это ни было за место, какова бы ни была безумная архитектура этого пространства тьмы, оно лишило Элспет последней капли рассудка, еще остававшейся при ней.

Что, если эта реальность не более реальна, чем видения, которые посетили ее в ту ночь, когда она стояла возле Темного Человека с Фредериком? Не более реальна, чем одноглазый кельтский демон-исполин, нависавший над Эдинбургом в ее галлюцинации?

Элспет сидела на куске мешковины, притянув один угол ткани к груди, – так ребенок цепляется за одеяло в надежде, что оно защитит его от чудовищ, притаившихся под кроватью и поджидающих возможности пробраться в детские сны. Сидела неизвестно сколько часов в непроглядно-черной тишине, и разум ее был так же пуст и темен, как пространство вокруг.

Спустя долгое время – или спустя время, показавшееся ей долгим, – она наконец приняла решение. Надо встать и идти в пустоту. Нескончаемое ползанье по кругу помогло понять лишь одно: ее тюрьма очень велика, но не дало никакого представления о природе этого места. Возможно, если она пойдет не вдоль стены, а прочь от нее, ей удастся что-нибудь найти. Разумеется, такая стратегия таила в себе опасность, но Элспет решила, что хватит ползать. Если ей суждено погибнуть, сорвавшись на дно колодца, так тому и быть. Тогда она, по крайней мере, встретит смерть с поднятой головой.

Элспет осторожно поднялась на ноги, вытянула руки вперед, во мрак, и, сделав шаг, сразу споткнулась о торчащий край каменной плиты. Неровный пол затруднял продвижение и убавлял решимости идти не останавливаясь. Через какое-то время, однако, Элспет заметила, что пол стал ровнее. Теперь ее шаги делались все тверже и уверенней; их звук эхом возвращался из тьмы. Она шла и шла вперед, не встречая