Шрифт:
Закладка:
– Да.
– Естественно, – сочувственно произнес я. – Вы бы скорее умерли от голода, чтобы только не работать, да вот беда – аппетит не позволяет. На самом деле Хетти хотела нанять меня – она в этом деле разбирается, – но я сказал, что меня можно заполучить, только наняв вас. Я подожду – можете посчитать до десяти.
– Черт тебя побери! – прорычал он. – Возможно, у нее нет никаких ценных бумаг. Возможно, она неплатежеспособная.
– Исключено! – отрезал я. – Она моя любимая сумасбродка, но она не лгунья. Она меня приворожила, и, кроме того, я в долгу перед ней. Благодаря ей Кремер попросил меня об одолжении.
Молчание. Затем рев:
– Возвращайся домой и доложи. Разберемся на месте.
Глава 5
Согласно одному из правил, заведенных в нашем доме, за столом запрещается говорить о делах, а в оранжерее их можно обсуждать лишь в самых экстренных случаях. Однако в этот зимний день срочность определялась тем, что Вулфу предстояло принять решение – браться за работу или нет, – а он не мог спокойно нянчиться с орхидеями, когда над его головой висел подобный дамоклов меч. Тем не менее он выслушал мой доклад не в одном из трех помещений оранжереи, а в горшечной, сидя на изготовленном по специальному заказу табурете. Воспользовавшись тем, что Теодор мыл в раковине горшки, я занял его табуретку.
Вулф выслушал мое сообщение с зажмуренными глазами, лишь изредка прерывая меня вопросами. Когда я закончил, он глубоко вдохнул, шумно выпустил воздух через ноздри, раскрыл глаза и пробурчал:
– Замечания или предложения есть?
– Да, сэр, и предостаточно. Во-первых, Хетти Эннис исключается. Вела она себя, когда мы нашли труп, совершенно безупречно. Не берусь предсказать, как она поведет себя в дальнейшем, но точно знаю, чего она не делала. Она не убивала Тамми Бакстер. Во-вторых, не спрашивая, знал ли я, что деньги поддельные, все они тем самым оскорбляют мой интеллект, а заодно и ваш. Лич попросил Кремера не поднимать этот вопрос, потому что хочет изобличить фальшивомонетчика. Это ему, видите ли, важнее, чем поимка убийцы, а я, по его мнению, способен наболтать лишнего репортерам. Похоже, он считает, что без него мы бы сами ни о чем не догадались. Представляете, секретный агент является к нам, спрашивает, не оставляла ли у нас дама пачку денег, а мне даже в голову не приходит, что деньги могут быть фальшивыми?
– Он не знал, что она была здесь и оставила деньги тебе, – напомнил Вулф.
– Узнал в процессе допроса. Я сказал это Кремеру в его присутствии. Бедняга Кремер, должно быть, локти кусал от досады. Он бы дорого дал, чтобы упечь нас в каталажку за хранение фальшивых денег. Ставлю десять против одного: Лич не знал, что Кремер отрядил Стеббинса к нам за этим свертком. Наконец, в-третьих, Тамми Бакстер тоже была агентом Секретной службы.
Вулф скривил губы:
– А это для нас что-то значило?
– Теперь значит. Сегодня утром Лич спросил, не заходила ли она к нам, а когда я ответил, что заходила, но ушла, он поинтересовался, не возвращалась ли она, не звонила ли, после чего переключился на Хетти Эннис. А почему он не спросил, что рассказала нам Тамми Бакстер? Да потому, что он это знал: она ему обо всем доложила. Знал он и номер их телефона. Как, впрочем, и Кремер. Почему его не интересовала моя беседа с Тамми Бакстер, состоявшаяся всего за час до того, как ее убили? Только потому, что Лич ему уже все рассказал.
– Значит, в дом мисс Эннис ее поселила Секретная служба Министерства финансов?
– Наверняка. Скорее всего, им было известно, что среди жильцов завелся фальшивомонетчик. Сомневаюсь, чтобы они знали, кто именно, ведь в таком случае должно быть понятно, кто убил Тамми Бакстер, а Кремеру они этого не сказали. Впрочем, с этой публикой все возможно. У них своя игра. В-четвертых, Тамми убил один из четверых жильцов – свидетельством тому нож из кухни Хетти. Реймонд Делл, Ноэль Феррис, Пол Ханна, Марта Кирк. Если хотя бы у кого-нибудь из них есть алиби, то круг сужается. В-пятых, если Хетти Эннис – ваша клиентка, то вам стоило бы переговорить с Паркером. Насколько мне помнится, не в ваших правилах заставлять своих клиентов томиться в тюряге. Я сам ему позвоню.
– Я тебе не разрешал.
– Запрещаете, значит?
Вулф поджал губы, потом глубоко вдохнул:
– Проклятье! Ладно, звони.
– Хорошо. Только сперва еще кое-что. Так вот, в-шестых, раз уж мы с вами не додумались, что деньги могут оказаться фальшивыми, я больше не вижу причины, мешающей нам проверить отпечатки пальцев на свертке. Полагаю, без санкции суда вы никому не отдадите собственность своей клиентки?
– Разумеется, нет. Только на свертке будут не только твои, но и ее отпечатки.
– Я их уже взял.
– Неужели?
– Да, сэр. На всякий случай.
– Понятно. – Вулф встал с табурета. – Тогда решай сам. Если будут новости, дай мне знать. Приступай.
Я ушел. Даже в спешке невероятно трудно проходить через помещения с орхидеями, не останавливаясь, но в тот раз я остановился всего один раз – перед буйно цветущими Miltonia roezlis. Таких милтоний, более пятидесяти кистей на четырех футах скамейки, у Вулфа (и Теодора) еще не было. Зрелище тем более невероятное, когда на стеклянную крышу оранжереи, кружась, падают снежинки.
Поскольку был уже вечер, я позвонил Натаниэлю Паркеру, нашему адвокату, домой, соединил его с Вулфом и прослушал их беседу, как поступаю всегда, когда Вулф не предупреждает, что должен беседовать тет-а-тет. Паркер сомневался, что сумеет вызволить Хетти до утра, поскольку полиции пришлось врываться к ней силой, да и рта она не раскрывала, однако пообещал, что попытается.
Решив вопрос с Паркером, я вынул из сейфа сверток с деньгами и принялся снимать и сличать отпечатки пальцев. Это заняло два часа, и еще час ушел на обед, поэтому завершил операцию я уже в десятом часу. Если вы считаете, что я копался недопустимо долго, то хочу напомнить: во-первых, снимать отпечатки пальцев с оберточной бумаги я бы не пожелал и врагу, а во-вторых, каждый отпечаток приходилось сличать со своими и Хеттиными. Вдобавок я старался работать со всеми предосторожностями, чтобы не повредить возможной улики. Вулф
