сейчас-то ещё не наступило время такого беспредела…

Я взбегаю по ступенькам, дёргаю на себя большую стеклянную дверь и попадаю в фойе, содрогающееся от басовых волн, докатывающихся из зала.

АББА, похоже...

— Куда?! Без билета нельзя! — кричит мне мужик с красной повязкой на рукаве.

— Где касса?

— Закрыта. Всё, на сегодня поезд уже ушёл. Через неделю приходи.

— Есть у меня билет, — бросаю я.

— Ну давай, показывай, раз есть, — хмыкает он. — Сейчас сержант вернётся.

А часики-то тикают, тик-так, тик-так, тик-так… И что там сейчас делают с Наташкой лучше даже не думать. А он, мля, со своим билетом.

Я достаю четвертную и засовываю в нагрудный карман его пиджака.

— Казначейский, — говорю я.

— Чего?!

— Билет у меня казначейский. Но он на двоих. Сейчас здоровый такой пацан придёт, Юркой зовут. Ты его пусти, отец, очень ему надо. Лады?

Мужик молча кивает, пристально глядя на меня.

— Бать, подскажи, где здесь кабинет администратора. Пожалуйста.

— Так это, — чуть теряется он. — По лестнице вон на второй этаж, а там направо. Упрёшься в двойную дверь, обитую дерматином. Туда проходишь и там первый кабинет налево. Только щас там всё закрыто…

— Благодарствуй, — киваю я и иду дальше и тут меня окликает Ширяй.

— Егор!

— О, вот и братишка мой. Юрик, иди скорей, я билет показал уже.

Мы бежим вверх по лестнице, а потом по коридору к чёрной дерматиновой двери. Музыка грохочет так, что здесь, хоть заорись — никто, никогда и ничего не услышит. Я толкаю дверь и она, как ни странно, поддаётся, оказавшись открытой.

— Эй, куда разогнались? — раздаётся наглый голос. — Чё, деловые, б*я?

У двери слева, то есть как раз у кабинета администратора, стоят два бугая и выглядят совсем недружелюбно. Бугаи конкретные, настоящие церберы. По сравнению с ними и Ширяй, парень совсем не мелкий, кажется младенцем.

— Чё надо, школота? — спрашивает один из церберов.

— Фрица ищем, — отвечаю я и девчонку его.

— Опоздали, братаны, — лыбится он. — Заявки на е*лю больше не принимаются. Очередь на бабу на сегодня закрыта.

Я поворачиваюсь к Ширяю. У меня должно быть на лице читается, что я думаю об этом всём. Возможно, все эти кровавые фонтаны и кусочки мозга, виденные мною в последнее время, обострили во мне чувства, не знаю. Но сейчас, реально, я чувствую, что головой кирпич могу раздробить. В пыль. Во мне горит огонь. Я считываю это по глазам Юрика, который в лице меняется глядя на меня.

— Юрас, только никого не убиваем, — говорю я подмигивая ему. — Без веской причины.

Он кивает. А я поворачиваюсь к гориллам, сторожащим дверь.

— Открывай, — тихо, говорю я, — или я тебя сейчас наизнанку выверну.

Глаза его наливаются кровью, но он не спешит бросаться на меня. Решимость в моём взгляде и реальная, нешуточная угроза заставляют его колебаться. Зато второй чувак, его напарник — он ведь моих глаз не видит — издаёт рык Кинг-Конга и бросается вперёд.

Я ловко уворачиваюсь. Думаю, сам Принц Насим Хамед мог бы позавидовать моей реакции. Я подскакиваю к двери и стучу по ней.

— Фриц, сука! Иди сюда, урод!

Первый цербер пытается схватить меня с целью дальнейшего перемалывания, но я не даю ему такой возможности и бью ребром ладони по кадыку. Не слишком сильно, чтобы не сломать, но достаточно, чтобы сделать больно.

— Вы кто такие, борцы, что ли? — как бы невзначай спрашиваю я, пока мордоворот хватается за горло, и тут же вбиваю ему нос в черепушку. Прямо коленом.

Пока я занимался этим амбалом, Ширяй зацепился со вторым. Вижу, что борцы. Реакция у них не очень, но техника неплохая. Так что Юрка оказывается в калечащих тисках объятий. Я подскакиваю к церберу сзади и пробиваю ему твёрдым носком ботинка в промежность.

Он ревёт как раненый бизон, но Ширяя не выпускает. Так что мне приходится дважды повторить удар, прежде чем он ослабляет хватку и погружается в чёрные, удушливые и мглистые чертоги боли. Оставайся там, орк.

— Ломай дверь, — распоряжаюсь я.

Юрка начинает пробивать путь в кабинет администратора, а из коридора, из двустворчатой дерматиновой двери появляется ещё одно чудовище.

— Ну чё, целка, нет? — весело кричит здоровяк и осекается, видя картину практически ледового побоища.

Он моментально ориентируется и бросается ко мне. Пытается схватить, но я проскакиваю у него между пальцев и, извернувшись, бью ногой в затылок. Такого хряка мне с первого раза не вырубить. Но туман ему в башку я подпускаю.

— Любишь насиловать девочек? — спрашиваю я, обходя его с тыла. — В зоне знаешь, что будешь делать?

Он резко поворачивается, пытаясь меня схватить. Этот если сожмёт, может и позвоночник сломать. Откуда такие здоровяки, сумоисты что ли?

Я бью основанием ладони в ухо и он ловит колокольный звон. Зависает и хлопает по-детски наивными глазами.

— Такой симпатичный парень, — цокаю я языком, — а любишь доставлять страдания невинным. Плохой ты человек. Дерьмо просто.

Тем временем тот чувак, которого я вырубил до этого, приходит в себя и бросается на Юрку.

— Юра, сзади! — кричу я и ещё раз бью в ухо третьего орка, на этот раз ногой.

Он трясёт головой, пытаясь восстановить координацию.

Ширяй вовремя оборачивается, мгновенно собирается и ставит блок, перенаправляя кинетическую энергию громилы в дверь. Удар этого тарана она не выдерживает и распахивается, а сам амбал с грохотом падает на пол.

— Так вы где занимаетесь, в «Динамо»? — ободряюще подмигиваю я.

Но мой борец только глазами хлопает.

— Сегодня секса не будет, сожалею, — говорю я и наношу свой самый подлый удар, прямо по бубенчикам. — Жалко, времени нет, а то я бы вас здесь всех кастрировал. Но, надеюсь, у тебя там всё хотя бы всмятку.

Он тихо воет и падает, а я бросаюсь в кабинет. На старом кожаном диване барахтается Наташка, прижатая накаченным телом Фрица. Обернувшись на шум, он ослабляет внимание, и она выскальзывает из-под него.

От взгляда на Рыбкину, в груди становится горячо, а сердце превращается в огненный шар, готовый прожечь грудь, вырваться наружу и спалить всё синим пламенем. Блузка на ней расстёгнута, вернее, разорвана, пуговицы вырваны с мясом.

Трогательный, практически детский бюстгальтер частично стянут и перекошен, открывая девичьи грудки. Юбочка задрана,