— Не в том же дело, Аля, — сказал он.

— Помнишь, как ты от меня убежал с сеновала? Наверное, думал, что я испорченная девчонка, а я и понятия не имела о мужчинах. Просто сразу полюбила тебя, и все! И до сих пор люблю. А ты отвергаешь.

— У меня есть своя причина.

— Я знаю, ты никогда на мне не женишься, — перебила его Аля. — Ты любишь Нину. Любишь ведь? А что толку? У нее своя жизнь, сын растет. На что надеешься? Не сумел ее взять, когда свободная была, а теперь забудь мечтать.

— Не тронь ее, Алька, — сурово сказал Николай. — Это моя печаль. А тебе пора остепениться. Вышла бы замуж, детей завела.

— Да не могу я без любви выйти замуж, пойми ты! Тебя одного, дурака, люблю. Сто раз говорю, неужели не можешь понять? Давно знаю, в моем несчастье Нинка виновата. И все равно она не твоя и не будет твоею. Вышла за нелюбимого, а теперь вон и от него ушла, и к тебе не идет. Забудь ее, и все.

— Сейчас все это придумала? — строго спросил Николай. — Такими словами не шутят.

— Клянусь жизнью, ушла Нинка от мужа. Сама ее встретила, с ребеночком шла. У тетки Даши теперь живет.

— Врешь, Алька!

— Чего кипятишься? Все равно не будет твоей. Она свое понятие о жизни имеет. Привыкла на машине ездить, в большой квартире жить, красивые платья носить, в норковых шубах щеголять. А от тебя какой толк?

— Замолчи!

Алька притихла, прижалась спиной к стене.

Николай загремел стульями, в темноте искал пиджак, шапку, пальто.

— Чего вскочил как ошпаренный? Куда побежишь? — примирительным тоном говорила Алька. — Все правда, не соврала я. Не думай, что я Нинке враг. Я по-бабьи жалею ее, знаю, ей тоже несладко жилось, хоть и за инженером была. Что я, что она — обе несчастные.

Она ждала, что он пожалеет ее, скажет хоть одно утешительное слово.

Но он уже выскочил в сени, загремел засовом, хлопнул дверью, ушел.

Николай бежал к дому, где жила тетя Даша. Была глухая ночь, ни в одном окне не горел свет. Поднялся на крыльцо, постоял, отдышался, тихо постучал. Долго никто не откликался. Он стукнул сильнее.

— Кто там? — спросил голос тети Даши.

— Откройте, это я — Николай!

— Что тебе надо? Среди ночи сорвался.

— Нину позовите. На одну минутку.

Голос тети Даши ответил:

— Ничего я не знаю. Иди, шалопутный.

— Откройте дверь, тетя Даша. Это я, Николай! — напирал он на дверь, стуча кулаками.

Дверь не открывалась. Он кинулся к окну и прямо перед собой увидел бледное лицо Нины. Она быстро задернула занавеску, крикнула:

— Нет! Не-ет! Уходи!

Этот крик остановил Николая. Он спустился с крыльца и пошел куда-то в темноту.

11

Поспелова бросало в дрожь при одной мысли о том, что он должен встретиться с Николаем Шкуратовым и просить его возглавить бригаду электросварщиков. Идти на поклон к своему сопернику, умолять, унижаться и косвенно признаться в том, что прославленный электросварочный цех не может обойтись без какого-то рядового рабочего. Не много ли чести? Да и что, в самом деле, не справимся своими силами?

Он откладывал этот разговор с недели на неделю, и с каждым днем труднее и труднее было решиться на такую встречу.

Уход Нины из дому совсем выбил его из колеи. И надо же было случиться такому именно тогда, когда на заводе столько дела, не успеваешь поворачиваться.

Несколько дней он мучительно решал эту задачу, размышлял, колебался. На днях Косачев еще раз спросил у Поспелова о сварщиках и персонально о Николае Шкуратове. Он, кажется, начинает злиться. Поспелов понял, что дальше тянуть нельзя. Хочешь не хочешь, а пора решать дело. Надо идти к Николаю.

С утра, приехав на завод, Вячеслав Иванович направился в цех горячей прокатки и сварки тонких труб, где работал наладчиком младший Шкуратов. Шумели станы, лязгали и грохотали механизмы, оттягивающие от электропечи стальную огненную ленту, которая с огромной скоростью неслась по рольгангам к маятниковой пиле, отрезанные трубы ровной длины скатывались под струи водяного охлаждения. За пультами сидели операторы, вдоль линии ходили наладчики.

Появившись в цехе, Поспелов издали увидел Николая, направился к нему. Николай тоже заметил идущего по эстакаде Поспелова, насторожился. «Что ему надо? — подумал он. — Какой у него странный взгляд, кого он ищет?»

Николай отвернулся и занялся своим делом, наклонясь к раме с рольгангами. В шуме и грохоте не услышал, как Поспелов подошел к нему сзади, остановился.

— Послушай, парень! Эй!

Николай не отвечал.

Тогда, наклонившись к Николаю, Поспелов крикнул над его ухом:

— Слушай, Шкуратов! Переходи в трубопрокатный цех. Нужны опытные сварщики. Косачев тебя просит.

Николай, не отрываясь от дела и стоя спиной к Поспелову, ответил:

— Косачеву я сам объясню. Не пойду.

Ползущая красная лента странно задергалась, в цехе усилился грохот. В глухом шуме различались какие-то странные гулкие удары и визжащий скрежет.

Поспелов встревоженно посмотрел по сторонам и сразу же понял, где неисправность.

— Это пила! — крикнул он Николаю. — Проверить надо.

— Успокоится. Визжит, как свинья.

Поспелов, однако, беспокойно оглядываясь, пошел вдоль пролета. Поднимаясь по лесенке, лицом к лицу столкнулся с Ниной. Она была в белом халате, с санитарной сумкой в руках. Опустив голову, Нина молча посторонилась, чтобы пропустить Поспелова. Он в замешательстве улыбнулся ей, но она не ответила, пошла на переход.

Визг и дребезжание усилились, оглушили Поспелова. Он заторопился к стану. Строгим и раздраженным голосом крикнул в сторону Николая:

— С пилой непорядок! Поправить надо. Иди сюда!

— Утихомирится, — спокойно ответил Николай, провожая взглядом идущую по мостику Нину. Ее появление в цехе с одновременным приходом Поспелова озадачило Николая: «Что они, сговорились?»

Поспелов уловил этот взгляд, резко повернулся к Николаю:

— Давай вниз! За мной!

Сам же первый стал быстро спускаться по лестнице, прикрывая ладонями уши, защищаясь от невыносимого железного лязга, разламывающего голову.

Николай побежал за Поспеловым, хотя на эту площадку во время работы стана входить не разрешалось. Операторам, стоящим наверху, было видно, как внизу пробежали Поспелов и Николай, остановились под пилой, что-то кричали, пытаясь подвинтить расшатавшиеся болты.

— Вернитесь назад! — крикнул оператор. Ни Поспелов, ни Николай не слышали его.

И вдруг красный стальной канат раскаленной трубы отделился от горнила печи, отлетел, как ящерица от зажатого и оторванного хвоста, стремительно вздыбился над станом и, скручиваясь и извиваясь, пополз по бетонному