Только про Алешу Богородица молчала.

За последнее время сын приснился Ольге только однажды. Но там, во сне, ей казалось, что она видела эту картину уже много раз. Леше на вид было лет десять, он лежал у какой-то белой железной стены, покрытой густым инеем, и просил: «Мама, накрой меня, мне холодно…» Во сне происходило что-то еще, но при пробуждении Ольга этого не вспомнила, в памяти остались только его слова: «Мама, мне холодно». Других знаков не было.

Сейчас ей хотелось поговорить с кем-то из духовных людей.

— Скажите, — обратилась Ольга к сидящему на лавочке пожилому мужчине, — могу я увидеть священника?

— Нет его, — сухо ответил мужчина.

В этот момент дверь отворилась и в церковь, шаркая ногами, зашел старичок в солдатском ватнике, надетом поверх выцветшего стихаря. Полы стихаря протерлись до свисающих ниток.

— Вон с пономарем поговори, — кивнул в сторону старичка мужчина.

При виде подходящей Ольги старик остановился. Глаза у него были прозрачные, как родник, — слезящиеся, наивные, совершенно детские. Как будто этот человек когда-то очень много знал о жизни, а потом все знания намеренно забыл, обратившись в ребенка. Пока Ольга рассказывала ему о сне, старичок стоял, чуть склонив голову. Потом пожевал губами и произнес:

— Я не батюшка. А к снам, мать, относись осторожно. Молись за сына, что тут еще скажешь…

— Я молюсь. Но не подсказывает Бог, — немного с досадой ответила Ольга. Она ждала большего.

— Ну… Все по силам, мать, все по силам… — пробормотал пономарь и пошел дальше.

На стене висела большая икона Богородицы, одетой в багряные одежды, с Сыном на руках. Женщина подошла к ней.

«Матерь Божия, — мысленно просила Ольга. — Не оставляй меня! Ты же Сама Мать… Дай мне найти Лешу. Попроси Сына Своего, Он Тебя послушает, пусть явит чудо, пусть выведет меня короткой дорогой, потому что я больше не могу…»

Богородица внимательно слушала. Ее глаза блестели за стеклом в свете лампады.

«Все по силам», — сказал пономарь. Когда Ольга бледной испуганной блондинкой приехала в Грозный, сил у нее принять правду не было. А теперь, после раскопанных своими руками многих могил, — есть?

Вечером в гостинице Ольга писала письмо домой.

«Дорогие мои! Даже если Алеша мертв, надо, чтобы он вернулся домой. Пусть хоть могила от моего сына останется. Мамочка, я знаю, что у вас нет денег, продай, что можешь, — папин гараж, лишнюю мебель; главное, чтобы вы не нуждались. Я не могу вернуться без Алеши. Пойми меня. Прости. Объясни Насте. Люблю вас».

В гостинице оставались все те же женщины, приезжали и новые, чьи дети пропали недавно, хотя средства массой информации утверждали, что войсковые операции в Чечне уже закончились. По радио в комнате говорили, что либеральная общественность требует вывода войск из республики, что пришло время создавать мирный политический форум и проводить в республике демократические выборы.

А в этот самый вечер в поселке Ойсхара на востоке Чечни шел кровопролитный бой с большими потерями с обеих сторон. Вздрагивая и поднимая снежную пыль, били прямой наводкой танки. Горели дома, по рации слышался сплошной мат, уши глохли от непрерывного грохота автоматов и пулеметов. Пули брили кустарник, и лежали на склоне неподвижными фигурками мертвые Славины бойцы. А самого Славу тащили волоком по снегу и грязи два бойца. Ступня была раздроблена, настоящая боль еще не пришла, ногу словно осушили, она стала чужой. Его тащили, ухватив за мокрый бушлат, рывками тянули за плечи, стараясь покинуть зону обстрела. Воротник давил ему на горло, повсюду тонко пели пули, и он старался помочь товарищам, загребая руками снег и высохший ковыль. В какой-то момент один из бойцов зубами скинул с руки перчатку, достал приготовленный еще до боя шприц с обезболивающим и с силой воткнул ему в ногу через ткань грязных камуфляжных штанов.

— Потерпи, майор, — задыхаясь, сказал он. — Вон ложбинка…

Слава молчал, сберегая силы. Смотрел в небо. Лицо было бледным, в разводах грязи, серебрилась щетина на подбородке. Положил группу… В небе бледными искрами разлетались трассера. Низкие тучи наглухо закрывали солнце.

— Для соблюдения права и порядка в республике достаточно сил МВД, — продолжал в гостинице по радио бодрый голос, приглашая в невидимой студии присоединиться к обсуждению темы какого-то эксперта.

— Лиза, да выключи ты его, — попросили женщины в комнате свою соседку, сидящую у приемника.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ОСОЗНАНИЕ

05.03.1996　

Что-то происходило. В Москве разрабатывалась программа мирного урегулирования, войска готовились выводить из Чечни, а армейская разведка в Ханкале принимала многочисленные сигналы о готовящемся наступлении боевиков. Полевые командиры по рации в открытом эфире собирали своих людей. Собранная разведкой информация поступала в Москву, но политический курс был задан, и все, что ему не соответствовало, не принималось во внимание.　

В суете бесконечной писанины, докладов и совещаний контрразведчик из штаба управления к позднему вечеру вспомнил, что сегодня что-то не сделал. Рассеянно перебрав бумаги на столе, он мысленно отмотал события назад, тихо произнес «ага» и начал крутить диск телефона, набирая номер дежурного в комендатуре аэропорта.

— У вас в гостинице проживает Новикова Ольга Владимировна, — представившись, устало произнес он в трубку. — Да, да, из матерей. Попросите ее завтра приехать ко мне. Во сколько? Да пусть с утра приезжает, я буду на месте…　

Дежурный в свою очередь дозвонился до гостиницы.　

Ольга вышла из гостиницы около семи утра. Начинался весенний холодный день, степь за аэродромом лежала в тумане. Город покрывала дымка. И вроде слышалась стрельба. Не короткие перестрелки, какие вскипали здесь постоянно, а вроде плотный бой, причем в разных местах.　

Но очень далеко и приглушенно.　

Обычно Ольга добиралась до Ханкалы с военными или доезжала на попутках до центра, а там брала частника. Она не знала, зачем ее вызвали, предполагала, что по какому-нибудь очередному обмену. В руках держала пакет с гостинцами для контрразведчика — присланные Галиной шоколадки, кедровые орехи и разноцветное пахучее мыло Duru.　

Обычно по дороге в город всегда кто-то проезжал. Но сейчас движения не было, дорога оставалась совершенно пустой. Пришлось идти пешком. Постепенно туман рассеялся, в стекающих с далеких гор серых тучах иногда проглядывало солнышко. Странно, что звуки стрельбы впереди не утихали. Через какое-то время мимо нее по направлению к городу на скорости проехали три зеленых бронетранспортера с наглухо закрытыми люками, она даже не успела им помахать. В Грозном явно что-то