Шрифт:
Закладка:
– Как прикажете, сир. Тогда разрешите эвакуировать город. Вы рискуете жизнями граждан.
– А для чего тогда эта чёртова Дикая Охота? Кто-то непременно найдёт способ.
– А если это будет ваша сестра?
– Тогда да поможет нам всем волшебство.
«Тётка тоже в этом замешана? Но Эмилия – единственный человек в мире, которому на собственном опыте известно, каково это – когда твою жизнь разрушает королевское семейство Новы. А теперь она работает над тем, чтобы разлучить нас с Лин? Но зачем?»
– Тебе следовало избавиться от этой женщины, когда была такая возможность, – сказала королева.
«Конечно, ты бы этого хотела, жестокая и бездушная особа! Тебя волнует только собственное благополучие. Я даже не знала, что у меня есть тётя. Пока не стала получать от неё письма. До сих пор ума не приложу, как она доставляла их во Дворец. Но я упивалась каждым словом. Она понимала, как на меня давят.
Никто больше даже не попытался понять».
– Мы не можем жертвовать наследницей Новы.
– Тогда ты должен был запереть её в подземелье, из которого она бы не смогла ускользнуть, вместо того чтобы шляться…
«Тётя вдохновила её. Вдохновила взять судьбу в свои руки».
– Это не Средние века, Ришлен! Мы больше не сажаем в подземелья. Наши учёные лучше её, и кто-то найдёт способ помочь Эвелин. Следи за ней, – приказал отец Ренелу, как будто речь шла о бешеной собаке, а не о его возлюбленной дочери. И король покинул комнату.
«Она должна найти способ отделаться от них. Она не позволит им увести Лин».
– Любовь, – пролепетала она, переборов на миг паралич, сковавший губы.
– Что? – Зейн был тут как тут, приложил ухо к её губам. – Что ты сказала, Эвелин? – Она не смогла открыть глаза, но знала, что он её услышал. И прокляла его за неуклюжесть.
– Любить и… – сказала она. Наконец её тело сдалось, и она провалилась в искусственный сон без сновидений.
Глава 36. Саманта
Мои сны во время перелёта домой были мрачными и странными. Афродита танцевала перед глазами, кружась и извиваясь всем телом. На её запястьях зеленели браслеты из элювианского плюща. Они манили и звали меня прийти в объятия к Афродите. Однако, когда я снова посмотрела на неё, передо мной оказалась морская ведьма, с покрытой язвами кожей и гнилыми зубами. Я закричала, но это был горестный вопль йети. Нас прервала белая вспышка, такая яркая, что мне захотелось поклониться. Я стояла на четвереньках и молилась этому свету. Что-то ласково погладило меня по лицу. Я подняла голову и увидела, что это лепестки розового жасмина.
Кирсти растолкала меня.
– Эй, Земля вызывает Саманту! – Я с трудом проморгалась и обнаружила, что во сне задрала ноги на спинку кресла передо мной. Кирсти пожалела денег на более удобные места – деньги, вырученные за плющ, рано или поздно кончатся, – но она была не такой высокой, как я. – Ты пинала переднее кресло.
– Прости, кошмар приснился, – буркнула я, надеясь, что больше не засну до посадки.
Мы приземлились в Кингстауне, и я оказалась в объятиях у мамы, которой были нипочём ни толпа встречающих, ни посты охраны.
Папа стоял в сторонке и держал за руку Молли. Мама, не выпуская из объятий, подвела меня к ним и неохотно отступила, но лишь на миг.
– Я… так… рада… видеть тебя… снова, – бормотала мама, покрывая поцелуями мой лоб. Я представила, как смотрится моё лицо, всё в пятнах её яркой помады. Наверное, получилась бы неплохая татушка – знак материнской любви.
Домой мы приехали на такси, и я никогда не была так рада снова попасть на Кеми-стрит и увидеть крыльцо нашей лавки. Правда, кое-что изменилось. Вывеска новая. Выполнена под старину, с нашим фамильным гербом, вырезанным на красивом чёрном дереве, и сверкает свежей краской. И окна были другими. Кристально прозрачными, а не покрытыми слоями пыли и потёками от дождя, как прежде.
– Мы потратили часть выручки за плющ, чтобы обновить фасад, – сказал папа, моментально разгадав мои мысли. – Здесь постоянно крутятся журналисты, фотографы, репортёры – всем вынь да положь тебя.
Папа сиял от счастья. Я понимала, что тоже должна радоваться, но вместо этого ощутила бремя ответственности. Они успели попробовать той жизни, которой мы были достойны, и им это понравилось. Я тоже этого хотела, но сперва должна была её обеспечить.
Я изобразила улыбку, так и не достигшую моих глаз. Лучше, чем ничего.
Зато кухня осталась старой – привычной и уютной. Здесь ничего не меняли.
– Надо поздороваться с дедушкой, – сказала я. В голове крутились снова и снова не заданные вовремя вопросы. Я прошла через кухню в мастерскую, где он сидел за работой – как обычно.
– Вам повезло с приключениями, юная леди.
– Что случилось на последней Дикой Охоте? – Я старалась говорить спокойно, но от напряжения у меня шумело в ушах. Дедушка отложил работу и опустил обе руки на стол. Он снял очки-половинки и потёр глаза.
– Я уже рассказывал тебе эту историю. Двор нарушил правило и отдал победу синтам, и из-за этого твоя бабушка утратила средства к существованию.
– Ты никогда не говорил мне, что она поднималась на гору Халлах.
– Я не знал.
– Как ты мог не знать? Ты же был её учеником!
– Мастер не обязан делиться с учеником всеми своими тайнами. – Он попытался приструнить меня строгим взглядом.
– И она не призналась тебе, что сама составила первый синт?
Дед так хлопнул ладонями по столу, что я моргнула от неожиданности.
– Ложь! Кто тебе это наплёл? – От гнева его затрясло, однако эта вспышка угасла ещё быстрее, чем зародилась. Он обмяк в своём кресле, бесцельно проводя пальцами по сучкам на деревянной столешнице. – Она не допустила меня к участию в последнем этапе Охоты. Последний ингредиент всех нас поставил в тупик – глаз кентавра, – и мы не смогли его добыть. Ты представляешь, как можно попросить у кентавра его глаз? Это племя с дикой яростью охраняет тела своих умерших. Нет, нам невозможно было добраться до этого ингредиента. Мы поспорили. И она отправила меня домой, запретив участвовать в Охоте. Я знал, она что-то задумала, над чем-то работает… но без журнала я так и не смог ничего узнать. И следующей новостью было то, что придурок Зоро Астер
