Ателей выпил напиток, который дала ему Алиса, и сказал:

– Эта вода на вкус как жженая земля.

Алиса не поняла, что он сказал. Она думала, что он спрашивает про название напитка, поэтому она ответила:

– Это называется coffee, кофе. Хафáй научила меня, как готовить салама по ее оригинальному рецепту.

Общение проходило медленно. Надо было учиться идентифицировать каждый предмет, имена новых предметов, имена старых предметов. И у Алисы, и у Ателея это получалось с трудом. Правда, хотя их языки и были довольно отдаленными друг от друга, Алиса начинала осознавать, что между ней и Ателеем мало-помалу завязывался диалог. Иногда даже не было необходимости использовать языковые средства в привычном понимании. Например, когда Ателей замечал, что Алиса не понимает его, он брал «говорящую флейту»: его игра служила дополнением к сказанному или выражала его настроение. Ателей играл на флейте, на его лице проявлялись все эмоции, и тогда внезапно к Алисе приходило понимание. Один раз Ателей хотел объяснить ей, что красота его возлюбленной Расулы может «успокоить саликаба любого человека». У нее долго не получалось догадаться, что значит саликаба, но как только Ателей заиграл на «говорящей флейте», самозабвенно исполнив короткую мелодию, Алиса сразу все поняла. «Ее красота успокоит душу любого человека, правильно, да? Саликаба значит „душа“, верно?» – Как если бы он сам сказал ей об этом словами.

Передать звуки дудочки посредством языка. Еще каких-нибудь дней десять назад Алиса и не поверила бы, что такое вообще возможно. Но сейчас Алиса сказала себе: «Я способна почти полностью понять, что Ателей хочет выразить „говорящей флейтой“». Говорящая флейта была как бы языковым посредником между ними, позволяя им узнать основные слова языка и главные принципы их использования. Это было похоже на то, как какой-нибудь эльф подбегал к уху Алисы и переводил ей то, что хотел сказать Ателей.

Ателей души не чаял в своей говорящей флейте, потому что это был подарок Расулы. Бутылку с вином кича он потерял, – хорошо еще, что флейта осталась. Это случилось благодаря тому, что он привязал говорящую флейту к веревочке и повесил ее на шею. Говорящая флейта в длину была сантиметров десять, и представляла собой продольный тип духового музыкального инструмента, сделанного из некоего древовидного растения, в котором были высверлены несколько отверстий. От обычной флейты она отличалась тем, что ее отверстия шли двумя рядами. Благодаря ее маленькому размеру, Ателей мог играть на ней без рук, просто держа ее во рту.

А может, у Алисы тоже был особый талант к языкам, потому что через несколько месяцев она научилась понимать как минимум тридцать-сорок процентов из того, что говорил Ателей. Разумеется, «говорить» у нее получалось с большим трудом, все-таки два языка разительно отличались фонетически. Говоря в основном на своем языке, Алиса постепенно могла вставлять во фразы слова ваювайского языка, и это внушало Ателею все большее спокойствие. Он и так знал, что эта женщина не враждебна, но успокаивающий эффект языка был очень важен. В конце концов, он ведь прекрасно понимал, что, наверное, больше никогда в жизни не услышит речь ваювайцев, – так и умрет в этом мире, наполненным всякими странными и непонятными вещами. А теперь он мог слышать, как кто-то говорит на ваювайском языке, пусть отрывочные слова, но даже это давало Ателею почувствовать себя безмерно счастливым.

Иногда Алисе не удавалось по одному выражению лица Ателея определить, понимает он ее или нет. Он часто смотрел вдаль и бормотал что-то себе под нос. Вскоре она поняла смысл той короткой фразы: «Рыба всегда приходит».

Рыба всегда приходит. Дождь тоже всегда приходит. За эти годы дожди на острове стали еще более частыми, и год от года идут все сильнее. В дождливые дни Алиса особенно часто вспоминает Тото. Видя, как Ателей глядит вдаль, Алиса тоже сразу же вспоминает Тото. Ателей старше Тото на пять-шесть лет, потому что он сказал, что луна родилась и погибла сто восемьдесят раз, прежде чем он вышел в море. Хотя она точно не знала, как долго продолжалось его плавание, но на его темно-коричневом лице со следами перенесенных страданий иногда появлялась прежняя детская улыбка.

Алиса теперь могла поделиться своими воспоминаниями о Тото с кем-то еще, кроме Охаё. Может быть, так как Ателей совершенно не понимал ее, она тем более желала рассказать все, что было у нее на душе. Алиса знала, хотя никто из окружающих ей об этом никогда не говорил, что их сочувствие обычно сменялось терпением, терпение становилось раздражением, а затем и отвращением. В итоге, только завидев ее, они как бы настороженно говорили себе: опять эта тетка пришла.

Возможно, язык лишь отдалял его от понимания этой истории, но проницательный Ателей все-таки понял, что эта женщина тоскует о своем сыне. Стало быть, он смог интуитивно понять это, не вникая в подробности. Однажды Алиса снова заговорила с ним о том времени, когда Тото был рядом, и ему вспомнились слова, сказанные Кудесником моря, поэтому он повторил их Алисе:

– Инай каси ка мона лулала и-я судома.

Алиса уяснила, что мона означает «море», лулала – «цветок», а судома значит «пляж». Она уже выучила эти слова. Но все равно разрозненные слова не складывались в осмысленное предложение. Она продолжила настойчиво спрашивать Ателея, пытаясь вникнуть в суть целой фразы. Пришлось потратить немало времени, и ей, кажется, это удалось. Скорее всего, его слова значили следующее:

Ни один пляж ни на каком острове не в силах удержать волну.

Это был афоризм, пословица, и не было никаких сомнений в том, что высказывание это будет считаться истинным даже с научной точки зрения. Волны не могут оставаться на пляже. Пословицу и чепуху, истину и трюизм часто разделяет очень тонкая грань, подумала Алиса.

– Только киты, бывает, застревают на пляже, – произнес Ателей. Ваювайцы считают, что киты убивают себя ради тех людей, которые не могут выйти в море и ловить рыбу. Морские животные убивают себя сушей, и тогда их душа улетает в облака; сухопутные животные убивают себя морем, а душа их становится медузой. Таковы правила мира духов, о которых ему поведали младшие сыновья, встретившие его в море.