Конечно, этого делать не стоило. Но я обещала каждый день после ужина приходить в кабинет ректора Стортона и… кажется, у меня был повод для того, чтобы с ним увидеться.

Подойдя к двери кабинета, я замерла, не решаясь постучать. Вдруг вспомнилось, как совсем недавно я радовалась тому, что не нравлюсь ректору Стортону. Думала, что, по крайней мере, с ним не будет таких проблем, как с Томасом Морвелем или с Ходжем. Кто бы мог подумать, что проблемы возникнут с моей стороны?

«Любовь — такая глупость», — сказал как-то ректор Стортон. Надеюсь, он был прав.

Что ж… я сочувствовала принцессе, которой предстоит стать его женой!

— Олли, что ты такое несешь! — раздался из-за двери скрипучий голос, и я вздрогнула.

Призрак Бена Тернера? Судя по всему, он находился прямо рядом с дверью, но — с другой стороны.

— Я не могу подвергать ее опасности. А просто так держать ее рядом… это бесчестно. Я не поставлю в такое положение ни себя, ни ее.

Услышав голос ректора Стортона, его чудовищной версии, я улыбнулась. Он звучал ниже, чем у ректора-человека, и мне почему-то стало до глупого тепло, когда я поняла, что могу распознать, обратился ректор Стортон или нет, по одному только тону его голоса.

Интересно, о ком они?

— А ее мнение ты спросил? — возмутилось привидение. — Некоторые факты ее биографии…

— Ну хватит. Тема закрыта, Бен. Я — ректор, а она — адептка. Одного этого тебе недостаточно?

Сердце заколотилось. Они говорят обо мне?

Пауза.

— Жизнь такая короткая, Олли, — неожиданно серьезно произнес призрак. — Такая короткая. Не трать ее на мусор.

Снова пауза и шорох, как будто… да, как будто ректор Стортон снова пытался почесать ухо, но у него не получалось.

— Жабья икра! Кстати об этом. Может, расскажешь, наконец, как так вышло, что ты — мертв?

— Олли…

— Я понимаю, вопрос больной…

— Олли, у тебя кто-то за дверью.

— Да келпи их пожри! Наверняка Янг.

Звук стремительных шагов. Я отшатнулась от дверной створки, а затем, споткнувшись, рванула прочь.

Добежав до своего будуара, я закрыла за собой дверь и сползла вниз по створке. Какое еще — в опасности? О чем они говорили?

Этой ночью мне долго не спалось, а утром Ирма еле смогла меня разбудить. Я надела второе из имеющихся у меня платьев и с грустью подумала, что замены ему не будет, если я не смогу отстирать чернила и кровь Ходжа: денег, чтобы купить новое, решительно не было.

За завтраком я в основном размышляла над тем, как мне быть, сонно ковыряла ложкой овсянку с кусочком масла, а потому не сразу заметила, как вокруг стало тихо.

— Это же ректор Стортон! — прошептала Ирма. — Что он здесь делает? Что с его волосами?

Оглянувшись, я вздрогнула. Ректор Стортон стоял у трибуны в конце зала, откуда обычно обращался к адептам. Я сидела достаточно далеко, так что не могла разглядеть выражения его лица, но отлично видела — волосы ректора Стортона. Длинные, рассыпавшиеся по плечам — такая прическа совершенно не вписывалась в аристократическую моду.

Он что, не укоротил их сегодня утром, как делал обычно после того, как форма монстра уступала человеческой? Но почему?

— Уважаемые адепты, — заговорил ректор Стортон. — Я хочу вас уведомить, что мистер Закари Ходж в академии больше не учится. С сегодняшнего дня он отчислен без права восстановления. Причины этого я изложу публично, потому что я бы хотел донести до всех: каждого, кто совершит подобный проступок, ждет отчисление. Каждого.

Он обвел тяжелым взглядом адептов, а я зажала ладонью рот. Нет! Он не может, он ведь не расскажет сейчас о том, что произошло?

Во имя всех святых! Это… это даже хуже, чем прилюдное предложение Томаса, даже хуже, чем сплетни!

Меня замутило.

— Что? — прошептала Ирма. — Как он мог исключить Ходжа? Его отец — герцог! Он родственник короля. Какое «исключить»? Это же скандал!

Судя по ропоту, который прошел по обеденному залу, все думали о том же, о чем и Ирма: произошедшее — невозможно.

Я с трудом оторвала взгляд от тарелки с овсянкой. Если меня сейчас стошнит — никому не станет лучше. Я гордо вздернула подбородок и встретилась взглядом с Лаурой. От удивления и шока, которые были написаны на ее лице, стало еще хуже.

Ректор Стортон подождал, пока адепты обменяются предположениями и заговорил:

— Мистер Закари Ходж совершил недопустимое: он использовал в академии поглотитель магической энергии. — С этими словами ректор поднял повыше сжатый в руке серый и неактивный сейчас кристалл. — Как вы знаете, это запрещено еще с тех времен, когда в академии проводились магические дуэли. Если кто-то, — он сделал паузу, — когда-нибудь пронесет в академию поглотитель и без моего разрешения попытается его использовать, — еще одна пауза, — или совершить то, что собирался совершить с его помощью Ходж, то он будет исключен немедленно. Можете продолжать трапезу.

Перебросив на спину прядь длинных светлых волос, ректор Стортон отошел от трибуны и двинулся между столами к центральному выходу из обеденного зала. Я наклонила голову пониже. Как же это… с одной стороны, ректор Стортон прямо не сказал о том, что попытался сделать Ходж. С другой… с другой, какую же огласку это получит! Сейчас каждому адепту интересно, что такого собирался сделать Ходж, потому что исключать сына герцога за использование поглотителя — глупость.

Я буквально спиной почувствовала, когда ректор Стортон поравнялся с нашим столом. Сидящая напротив Ирма замерла, не донеся ложку до рта.

— Танг, — проговорил ректор Стортон. — После завтрака зайдите ко мне.

Ирма уронила ложку на каменный пол, и громкий звон прозвучал в воцарившейся тишине, как выстрел. А ректор Стортон невозмутимо продолжил идти к выходу.

«Что?»

«Так это правда?»