Александрийскому, погрузился в пустыню, чтобы освежиться духом в ином мире. Он хотел познать ближе этих рабов Божиих, заживо умерших миру и заменивших друг другу вселенную. Беседуя с ними, Афанасий показал, как можно соединить священство с мудростью иноческой и деяние с созерцанием, и отшельники более научились от него совершенству духовному, нежели сколько он сам от них. Наставления уважаемого пастыря служили для них уставом, и они подвергали жизнь свою опасности для его спасения. Нигде в пустынных обителях не могли отыскать его воины арианские, ибо монашествующие почитали выше поста и молитвы самопожертвование за Господа Иисуса в лице Его святителя; Афанасий же, более опасаясь за них, нежели за себя, углублялся все далее и далее, пока наконец совершенно скрылся.

Подобно как великий святитель таился от мира, так и от него укрывались иногда в пустыни некоторые отшельники, ради крайнего смирения. Престарелый Пахомий, при торжественной встрече архипастыря в обители Тавенской, опасаясь, чтобы не поставил его пресвитером, вмешался в многолюдную толпу иноков и тем избежал священства, которое запрещал принимать ученикам своим, чтобы не возносились и не развлекались заботами свыше их силы. Вскоре после посещения Афанасия тихая кончина постигла старца на убогой рогоже; сохраняя до конца всю нищету смирения, не решился он прикрыться от холода даже и в час смертный лучшим покрывалом нежели прочие братия. Он поручил собранное стадо младшему из учеников, но созревшему подвигами Феодору Освященному, с которым не разлучался, и когда авва Петроний немедленно последовал за своим учителем, авва же Арсис отказался от суеты правления, Феодор исполнил завещание великого старца и заменил его обителям Тавенским.

Афанасий не имел также утешения видеть великого авву Антония, отошедшего к вечному покою во дни претерпеваемых им гонений. Предчувствуя близкую кончину, Антоний посетил еще однажды братию соседней обители Писпер и сказал им: «Это мое последнее посещение, и я бы обманывал себя и вас, если бы надеялся еще однажды с вами здесь увидеться; мне уже сто пять лет, время идти в путь отцов моих». Плачущие бросились на шею старца; он же прощался с ними радостно, как бы собираясь на родину, и умолял только пребывать в подвигах иночества и содержать чистую веру и предания. Братия просили его остаться с ними до конца жизни; но Антоний спешил удалиться ради смирения, чтобы ученики не сохранили тела его поклонению благочестивых странников. Возвратясь на уединенную гору с двумя учениками, Макарием и Амафом, которые уже пятнадцать лет ему неотходно служили по причине дряхлости, Антоний заповедал им втайне погребсти тело свое в пустыне. «В день воскресения получу его от руки Господа нетленным, — говорил им авва, — теперь же предайте земле; разделите одежды мои и отнесите епископу Афанасию одну из овчих кож и ту мантию, которую дал мне некогда новою; вот я уже износил ее! Другую же кожу отдайте епископу Серапиону, а власяницу сохраните себе. Простите чада, Антоний отходит и уже более не с вами!» Тогда, приняв от них последнее целование, простерся в келий и отошел с лицом радостным, как бы приветствуя близких друзей; втайне погребли его ученики; епископы же сохранили одежды как драгоценное сокровище. Несведущий в мудрости житейской, он написал, однако, много правил для иноков и семь посланий, исполненных духа Апостольского; слова его разнеслись по всему Христианскому миру, и Афанасий сам написал житие великого аввы.

Блаженная кончина Антония не утаилась от ученика его в пределах Палестины. Иларион со слезами сказал одной благочестивой жене, желавшей посетить авву: «Ах, я бы сам хотел его видеть, если бы не сидел узником в собственной обители, и путь был бы мне на пользу, но увы, уже два дня как лишился мир великого мужа». Несмотря на то, Иларион стал собираться в Египет, будучи крайне огорчен чрезвычайным к нему стечением народа; клирики, миряне, всякого возраста и звания, непрестанно нарушали его уединение, в котором провел уже пятьдесят лет. «Я возвратился в мир, я получил уже воздаяние в этой жизни», — так жаловался он на самого себя братии. «Вот, вся Палестина почитает меня за нечто высокое, и под предлогом житейских нужд дом мой исполняется благами земли!» Тщетно стерегли его ученики, он решился их оставить, но едва услышала о том окрестность, тысячи народа собрались внезапно, чтобы удержать силою старца. «Оставьте меня, — говорил он плачущим, — не могу равнодушно видеть разрушаемых алтарей Христовых и проливаемой крови чад моих! Если же не отпустите, не стану принимать пищи».

После семидневного голода вынужден был народ отпустить старца, и в сопровождении сорока иноков предпринял Иларион свое странствие к пустынной горе Антония, посетив на пути исповедников Египетских, сверженных с кафедр своих, епископов Драконта и Флегонта. На горе Антониевой обрел он двух учеников его Исаака и Пелусиона, с которыми обходил все места, прославленные жизнью аввы. «Здесь он молился, здесь воспевал псалмы, — указывали они пришельцу, — вот здесь трудился, а там отдыхал от трудов своих; этот виноградник и пальмы насаждены его руками, и им самим возделан малый огород и ископан водоем для поливания сада, и вот его земледельческие орудия». Иларион с благоговением ложился на одр своего учителя в тесной келий, иссеченной в скале, где едва можно было поместиться человеку. Он спросил о месте погребения аввы, и его отвели в сторону от вертепа, но неизвестно, показали ли могилу, ибо Антоний строго запретил то ученикам.

Самыми знаменитыми из них почитались: Макарий, который управлял пятью тысячами иноков на внешней горе Писпер, и Амаф, устроивший обитель в самой горе, где уединялся авва; преемником Амафа был Питирим, прославленный даром исцелений и чрезвычайными подвигами. Сармафа, скоро по смерти Антония, убили Сарацины, вторгшиеся в его обитель; но там достиг глубокой старости другой ученик Хрон, служивший переводчиком авве в греческих беседах с приходящими, Иосиф, отличавшийся смирением, и Павел, за чрезвычайную простоту сердца названный Препростым, славились также между его приближенными. Последний достиг такого совершенства отчуждением своей воли в послушание авве и несомненною верой, что к нему посылал великий Антоний тех болящих и беснуемых, которых, по смирению, сам не хотел исцелить, и Павел изгонял бесов, будучи твердо уверен, что все, что только прикажет его учитель, должно исполниться. Однажды, когда упорствовал демон оставить болящего, Павел с детскою простотою стал на молитву и воззвал: «Господи Иисусе, распятый ради нас, уверяю Тебя, что я не сойду с утеса и не вкушу ни пищи, ни пития, пока не исцелится страждущий!» И он исцелился. Другой ученик Пиор, прожив многие годы при великом Антонии, с разрешения самого старца