class="p1">Но с благоденствием Констанция возросла и его надменность. Арианские епископы воспользовались таким расположением духа, чтобы опять восстать на православных, ибо уже не боялись более твердого в вере императора Константа. Первым пострадал мужественный исповедник Павел Цареградский; он снова был изгнан и на его место возведен Македонии. Царский наместник, действуя по указу Государя, боялся волнения народного и, пригласив Павла в дом свой, тайно посадил на корабль, выведя его через окно к поморью. Однако же возведение Македония ознаменовалось пролитием крови, и до шести тысяч православных погибли под ударами воинов, водворявших в церкви лжепастыря. Павел, сосланный сперва в Месопотамию, переведен был в пустынный город дикой Армении, Кукузы, и там, после семидневного голода, не одолевшего его постнические силы, задушен в темнице. Пятьдесят лет спустя другой исповедник и епископ Цареградский, Златоуст, должен был испытать заточение в тех же местах и страдальчески окончить свой подвиг.

Легко одолев Павла, ариане осторожно приступили к борьбе с Афанасием, ибо уже этот боец испытан был ими в долголетней распре, и нельзя было уличить в неправоверии того, кто исполнил своим православием запад и восток и состоял в общении с четырьмя сотнями епископов Кафолической Церкви. Главами арианскими продолжали быть: Леонтий Антиохийский, в пределах его любил обитать император, Патрофил Скифопольский, Георгий Лаодикийский, Акакий Кесарийский, Наркисс Нерониадский, Феодор Ираклийский, все, кроме Леонтия, низложенные на соборе Сардийском. Некоторые из них, сопутствуя Констанцию на Западе, сами низложили в Сирмиуме епископа Фотина, уже осужденного в Медиолане за ересь; но, несмотря на то, не могли убедить никого из Западных принять вместо Никейского пятое свое исповедание веры, в котором, облекая догмат хитросплетенными речами, не признавали единосущия Сына Божия и равенства Его с Богом Отцом.

Восстановив императора против Афанасия тяжкими клеветами, будто бы при жизни брата его сеял ненависть между обоими властителями, они обратились с жалобами на него к Ливерию, который наследовал с кафедрой Иулия и глубокое уважение к великому защитнику Церкви. Но Ливерий, вовремя предупрежденный грамотами епископов Египетских о происках Ариан, просил Императора о новом соборе, через посланного к нему епископа Капуи Викентия, и несколько пастырей соединились в Арлах, где угрозы царские подействовали на слабого старца Викентия. Но Павлин, достойный преемник Максимина Тревирского, не захотел осудить Афанасия и сослан был во Фригию, где кончил дни.

Афанасий, зная козни арианские, отправил со своей стороны к императору пять епископов, в том числе двух иноков, Серапиона и Аммона, ибо уже тогда по совершенству иноческого жития стали избирать на кафедры пустынников; он умолял его письменно не верить клеветам врагов и тогда же написал пространную апологию, в которой изложил подробно ход всего дела от самого начала и деяния соборные, бывшие за него и против; но император, по совету враждебных епископов, дозволил ему только явиться в Италию, если желает оправдаться, чтобы тем отвлечь от Александрии, где любовь народная служила ему оградою, и потом еще в течение двух лет оставил его в покое.

355-й от Рождества Христова

Между тем Ливерий, огорченный малодушием Викентия, настоятельно требовал собора. Воспользовавшись посещением епископа Сардинского Луцифера, знаменитого чистотою жизни и силою характера, он отправил его в Медиолан с грамотами к императору и о том же писал убедительно к другому епископу, Евсевию Веркелинскому, который жил недалеко от местопребывания царского и пользовался общим уважением за свою добродетель и строгую иноческую жизнь: он первый соединил на Западе подвиг инока с подвигами пастыря. Собор был назначен в Медиолане, но совершенно с различными видами Восточных и Западных. Первые хотели осудить Афанасия, вторые ариан; Валент и Урзас опять к ним присоединились и вместе с главнейшими сообщниками не хотели подписать Символ Никейский, как предлагали им Евсевий, Луцифер и Дионисий Медиоланский. Опасаясь смятения в народе православном, перешли они для совещаний из храма в палаты царские; тогда начали действовать смелее и сперва представили новое исповедание, изложенное в грамоте самим императором, будто бы по небесному внушению; когда же оно было отвергнуто, потребовали решительно осуждения Афанасия. Опять воспротивились мужественные епископы Луцифер, Евсевий и Дионисий, утверждая, что нельзя без явного лицеприятия судить отсутствующего, вопреки канонам. Сам Констанций, привыкший к слепому подобострастию Восточных, гневно повелевал им изречь приговор; они же, подняв руки к небу, умоляли его не вмешивать власти Римской в догматах церковных ради страшного суда Божия. Исполненный ярости обнажил меч на епископов и грозил им смертию, видя же непреклонность, осудил только на изгнание, и пошли в дальний путь мужественные исповедники, отрясая прах ног своих на гонителей Церкви и распространяя всюду учение истинной веры. Арианин Авксентий поставлен был на место Дионисия в Медиолане; так окончился неправедный собор.

Констанцию надобно было еще сокрушить на западе двух сильных защитников православия, Осия Кордубского и Ливерия Римского. Он послал к нему евнуха с дарами, чтобы убедить отречься от Афанасия; но Ливерий, утешивший окружным посланием исповедников, отверг дары и льстивые речи. «Пусть соберется правильный собор, — отвечал он посланному, — без страха мирских судей, с одним только страхом Божиим и канонами Апостольскими; пусть отвергнутся ариане и примется Символ Никейский, и мы снова рассмотрим дело Афанасия». С угрозами вышел от него посланный и положил дары на гроб Апостолов. Ливерий велел их выкинуть, как цену крови. Раздраженный Констанций приказал префекту Римскому ночью взять Ливерия, чтобы не произвести смятения, и представить в Медиолан. Там ожидали его новые допросы и угрозы от самого императора. «Государь, — спокойно отвечал Ливерий, — суды церковные должны быть правы, вселенская же Церковь признала невинным Афанасия». Один из епископов арианских, желая возбудить гнев царский, сказал ему, что Ливерий упорствует только для того, чтобы прославиться в Риме посрамлением кесаря. «Как дерзаешь возноситься один против всего мира», — воскликнул гневный Констанций. «Государь, — отвечал Ливерий, — если останусь и один, то не погибнет истинная вера; некогда в Вавилоне три отрока ее поддержали. Созови праведный собор на основании догматов Никейских». «Уже он был и решил дело, — возразил император. — Тебе же предстоит выбор: или подписать приговор и возвратиться в Рим, или избрать себе место изгнания; даю три дня на размышление». «Времени мне не нужно, — ответствовал мужественный Ливерий, — уже я простился с братнею в Риме, изгоняй куда хочешь». Через три дня он сослан был в Верею Фракийскую. Император и его супруга, и вельможа, имевший с ним прение в Риме, послали ему денег на дорогу; старец отказался принять их, а вельможе, зараженному ересью арианской, советовал сделаться христианином и не давать ему милостыни как преступнику. Демофилу, закоснелому