– Даже если и так, ты теперь не можешь жить со мной.

– Почему?

– Да потому что между нами все кончено, Этьен. Я к тебе не вернусь. И ты ничего не достигнешь силой. Любви не приказывают и к ней не принуждают. Я уже давно не та малышка Клеманс, какой была, – теперь я совсем другая женщина.

Понимал ли ее Этьен? Его лицо омрачилось, окаменело.

– Нет, ты все та же! – упрямо сказал он, отчеканивая каждое слово глухим голосом. – Стоит мне тебя раздеть, как я увижу твои прежние круглые груди, те же упругие ягодички, то же…

Клеманс поспешила прервать его: слишком опасной была эта тема. Если она позволит Этьену возбудиться, его уже не остановить.

– Пойми, я снова вышла замуж, – терпеливо втолковывала она ему, – у меня дети от второго брака. Забудь меня, Этьен, так надо!

Но ситуация каждую минуту могла измениться, и Клеманс добавила:

– Вот видишь, ты хотел поговорить со мной, и мы беседуем. Ничего страшного не происходит, все нормально. Кстати, ты можешь отпустить мою руку, я никуда не сбегу.

Она понимала, что просит слишком многого, тем не менее он разжал пальцы, обхватившие ее запястье. С минуту они оба сидели не шевелясь, молча. Клеманс чувствовала, как бешено колотится ее сердце, но принудила себя не двигаться, понимая, что только Этьен может положить конец их встрече. Любая инициатива с ее стороны грозила вернуть беседу к отправной точке.

– Итак… – заговорил он.

В этот момент погасли фонари на автостоянке, а следом за ними – огни закрывшегося супермаркета. Клеманс охватила дрожь – она снова почувствовала ледяной холод, царивший в машине.

– А что, если я тебя увезу далеко-далеко отсюда? – спросил Этьен в темноте.

– Без моих дочек я просто умру.

– Ну так с ними!

– Если ты их похитишь, будет объявлена тревога номер один, и тебя начнет разыскивать вся полиция Франции.

Она постаралась отвечать спокойно, так, словно они обсуждали самую обыденную тему. Потом добавила:

– Тебе нужно изменить свою жизнь, Этьен. Где-нибудь обязательно найдется женщина, которая сможет тебя полюбить… если ты будешь к ней добр. Я знаю, что ты не боишься никакой работы, и ты еще молод, а значит, сможешь найти свое счастье.

– Без тебя?

– Ну да! – горячо подтвердила она, ясно сознавая, что лжет. Этьену мало красивых слов или зыбких надежд, чтобы справиться с терзавшими его демонами, ему требовалось нечто другое. Со времени возвращения в эти края он вел себя как душевнобольной. Тем не менее этим вечером, когда Клеманс возражала ему, он не приходил в ярость, и это ее несказанно удивляло. Решив держаться стойко до конца, она спросила его:

– Теперь я могу уйти?

Внезапно Этьен навалился на нее, и она почувствовала его дыхание на своей щеке и тяжесть его тела, прижавшегося к ней. В панике Клеманс съежилась, но тут послышался щелчок открывшейся дверцы, и он отодвинулся, высвободив ее, со словами:

– Давай беги, пока я не передумал!

Клеманс ступила на асфальт, но тут у нее подкосились ноги, и ей пришлось опереться на крышу машины. В голове маячила лишь одна мысль: только не бежать… только не бежать, иначе он поймет, что я его боюсь. Она пошла наугад в ту сторону, где должна была стоять ее машина, забыв даже вынуть пульт и нажать на кнопку автоматического открытия дверей. Наконец фары внедорожника на миг вспыхнули, ослепив ее. Позади было тихо: Этьен даже не включил мотор своего джипа и, видимо, не собирался ее преследовать.

Двигаясь машинально, как автомат, Клеманс села за руль, захлопнула и заперла дверцу. Но, вместо того чтобы выехать со стоянки, уткнулась лицом в ладони и просидела несколько минут, содрогаясь от немых рыданий и от невыразимого облегчения. Впрочем, она позволила себе лишь короткую передышку: Люк наверняка уже забеспокоился, ведь она сильно опаздывала. Клеманс повернула ключ зажигания, фары снова вспыхнули. Метрах в двадцати от нее неподвижно стоял «фиат» с погашенными огнями. Чтобы выехать с темной, пустынной стоянки, Клеманс описала широкий круг, не отрывая глаз от зеркала заднего вида. И, оказавшись на освещенной улице, поехала чуть быстрее, а затем на полной скорости помчалась к салону Люка. Невероятное ощущение свободы она выразила торжествующим воплем, прозвучавшим на весь салон. Она одержала победу – сама, без посторонней помощи! Преодолела свой страх, забыла свою прежнюю роль покорной жертвы, даже смогла поговорить с Этьеном так, словно он не был ее палачом. Хватит ли этого, чтобы он окончательно исчез из ее жизни? Он заявил – притом с самого начала, – что хочет всего лишь поговорить с ней, и этот разговор состоялся. Но не найдет ли он другой предлог, чтобы заманить ее в ловушку? Или все-таки смирится наконец с обстоятельствами?

Подъехав к салону, Клеманс увидела Люка, который поджидал ее за рулем своей машины. Он вышел, чтобы поцеловать жену, но та опередила его и, подбежав, крепко обняла.

– Ты что – заблудилась в своем любимом супермаркете? – пошутил он.

– Ой, ты даже не представляешь, что со мной случилось!

Клеманс прильнула к мужу, чувствуя себя наконец в полной безопасности, и только теперь ее охватил такой жуткий страх, что она задрожала всем телом.

Примерно в это же время Филиппина смаковала шампанское в обществе Летиции, вернувшейся из Женевы. Та долго и подробно рассказывала о приготовлениях к своей свадьбе, потом наконец спросила, как поживает брат, и тут с изумлением услышала о разрыве Филиппины с Виржилом.

– Я ничего не знала, он даже не позвонил мне, чтобы сообщить… Как бы то ни было, мне очень, очень жаль. Ты считаешь, что это окончательное решение?

– Боюсь, что да. Поскольку он, представь себе, уже подыскал мне замену!

– Ты шутишь?

– Увы, нет. В последнее время он держался как-то отстраненно, а когда я заподозрила, что это неспроста, было уже слишком поздно.

– Но это совсем не похоже на него, Филиппина! Не похоже…

Летиция отправила в рот маленькое канапе с пармезаном и добавила:

– Виржил никогда не действует сгоряча.

– И тем не менее в один прекрасный день он объявил мне, что намерен завершить наш роман. Ни больше, ни меньше. Притом говорил в высшей степени спокойно. А эта девица… кажется, он и виделся-то с ней всего пару раз!

– Послушай, Виржил всегда был положительным, разумным, а главное, прекрасно воспитанным человеком. Ему…

– Ох, сделай милость, избавь меня от дифирамбов блестящим достоинствам твоего братца! Вспомни, что, несмотря на них, он ухитрился поссориться с вашим отцом и с дядей, что он почти не видится с вашей матерью, – словом, очень хорошо умеет сжигать за собой мосты, когда ему это нужно. Но я даже представить себе не могла, что он так грубо вышвырнет меня из своей жизни. Мои вещи он прислал в Париж с перевозчиком, и при этом не забыл ни одной мелочи, как будто хотел избавиться от всего, что могло бы напомнить ему о моем существовании. Словом, провел радикальную операцию, направленную на то, чтобы навсегда стереть меня из памяти, ни больше, ни меньше.