Шрифт:
Закладка:
Я кивнул. И порадовался, что его драгоценный адвокат — идиот, составил договор с кучей лазеек, которыми можно было воспользоваться.
Они додумались создать целый договор, но в нем нигде не говорилось ни слова о том, что я обязан запихивать в кого-то свой член.
Чего я, собственно, не собирался делать. И уж точно не собирался с Улей. От меня требовалось, чтобы она поверила, будто я ей изменил. И обыграть эту сцену было несложно.
— Если я трахну любую, то это не так сильно отвратит её от меня, как то, что я трахну её лучшую подругу.
Я знал, что Сева никогда не простит меня. Она была нежной, хрупкой и до безумия милой, но при этом в ней имелся стальной стержень и принципы. И я знал, что эти принципы не прощают лжи, измен и предательства.
Но если мне предстояло навсегда исчезнуть из её жизни, я желал сделать ей прощальный подарок. Убрать из её будней не только меня, но и змею, которую она, буквально, пригрела у себя на груди.
Порой мне казалось, что Сева видит всю гнилую сущность своей подруги, но отчего-то намеренно закрывает на это глаза. А иной раз мне чудилось, будто её наивность безгранична.
— А ты неплох и… — я не понял, хотел он похвалить меня или облить дерьмом, но он только кивнул, — Договорились. Я введу её в курс дела. Детали уже сам обсудишь.
— Отлично. И ещё. Обязательно говорить те слова? Почему я просто не могу сказать, что между нами все кончено. Что чувства ушли.
— Потому что ты должен сделать ей больно настолько, насколько это вообще возможно. И стать дерьмовым отморозком в её истории, чтобы раз и навсегда освободить место для настоящего драгоценного и прекрасного принца.
Он усмехнулся, откинувшись в кресле, а я с силой сжал под столом пальцы в кулаки. Мне хотелось кинуться и стереть с его лица ухмылку, оставив вместо нее кровавое месиво. Проорать, что, как бы он не старался, она никогда не будет принадлежать ему. Никогда! Она — моя принцесса!
Но я лишь наглухо сцепил зубы, позволяя злости травить меня самого.
Я не понимал, как он может намеренно и так изощренно планировать причинение ей боли, если, по её же словам, он всегда её оберегал. Циничный уебок.
Это был поистине мудаческий план, с помощью которого драгоценный хотел опустошить её. Сделать уязвимой и слабой, чтобы иметь возможность заполнить возникшую пустоту. Развесить свою наглую рожу в её мыслях и подарить свои гнилые объятия для утешения. А для того, чтобы воплотить в реальность свои больные мечты, ему требовался я.
Позвольте представиться, — главный мудак-режиссер и мудак-актер фильма.
Тот, кто продался и безупречно выполнил свою часть сделки.
Я выстроил идеальный кадр. Подгадал каждую деталь. Воплотил чужой сценарий, но при этом именно я сыграл основную роль.
Меня чуть не стошнило, когда Уля потянула ко мне руки, полагая, будто между нами, и правда, что-то может быть. Но мне нужна была лишь видимость. Я знал, что Сева поверит и без лишних поступательных движений, которые я грезил совершать только в её теле.
А потом она спросила бесцветным голосом «Почему?» и я подумал, что не смогу. Я оказался настолько слабым, что даже не смог смотреть ей в глаза.
Грудную клетку разъедала кислота.
Я хотел запихнуть договор в рот ее драгоценного друга, чтобы он давился теми словами, которые вынудил меня произнести.
Я наблюдал, как полностью померк её взгляд и раз за разом умирал у себя внутри. Мне хотелось кинуться к ней, прижать к себе и заверить, что я люблю её больше жизни. И если бы мог, то с радостью отдал бы ей свою.
Но как решить уравнение, в котором: я готов отдать за нее жизнь, но при этом согласился отказаться от нее ради денег?
Что-то не клеится, правда?
И кто я тогда?
Скот? Тварь? Лицемер?
Хренов лицедей?
Ненавижу ли я себя?
Нет. Обычная ненависть слишком простое понятие. Легкое. Я же готов вскрыть себе жилы и вырвать из груди обуглившееся сердце.
Внутри все выжжено. Осталась только внешняя оболочка. Но она должна функционировать, потому что послезавтра надо забрать маму из клиники. Кроме меня это некому сделать.
Её сын поступил, как настоящий подонок, но достал деньги. Он продал душу. И процесс оказался до одурения болезненным.
— У тебя не было выбора. — снова повторяет Стас, чем сильнее выводит меня из себя.
— Ты достал уже. Отвали и заткнись, наконец. — прикрыв глаза, говорю своему другу, — Выбор есть всегда. Я свой сделал, и мне с этим жить.
Глава 40
Я мысленно просил ее послать меня и мой итоговый проект. Сжечь договоренности и держаться подальше от неверного жениха. Но драгоценный слишком хорошо знал свою подругу детства. Он с легкостью просчитал ее следующий шаг.
Главный герой — то есть я — должен был умело и всецело продемонстрировать все удачные ракурсы отборного мудачества. Видимо, чтобы не оставалось сомнений в отсутствии у него хоть каких-то зачаточных понятий о нравственности и приличиях.
Моя невеста делилась с Золотым важными для себя событиями, а он проворно собирал их. Как гнусный паук. И неспешно плел свою темную паутину, в которой намеревался раз и навсегда оторвать крылья наших отношений, перемолоть их в труху и развеять по ветру.
Он не ошибся в своих грязных подсчетах.
Она приехала. Прекрасная как никогда.
А я стоял и смотрел на нее со второго этажа. Наблюдал, как вновь причиняю ей боль и ненависть к самому себе вгрызалась в горло острыми клыками.
Она почувствовала мой взгляд. Вскинула голову и встретила мою тьму с достоинством настоящей королевы.
Внешне я оставался непроницаем. Но умирал внутри. Я чувствовал себя так, словно прыгнул со скалы и разбился. Сердце в груди развалилось на части. А тело валялось в мутной канаве.
Другая могла бы показать мне средний палец, крикнуть, что я последняя мразь и посоветовать катиться прямиком в ад. Куда я бы с радостью спустился, если бы знал, что этим можно спасти маму и стереть из головы моей невесты ту часть, в которой ее жених вдруг стал вести себя, как скот.
Но Северина всегда была другой. Она была выше и чище всего того говна, которое могло твориться вокруг нее.
