— Готово, — сказал мне Пирогов, и это оказалось неожиданно. — Я считал, что у меня ещё, как минимум, минут пятнадцать. — Получилось немного дольше, чем обычно, но зато я полностью уверен в том, что результат будет самым что ни на есть правдивым.

— Отлично, — ответил я, поднимаясь и пожимая руку пожилому целителю. — Я решил поговорить с отцом и выяснить, что знает он. Как вы говорите, будет видно, если он станет врать.

— Именно, — кивнул мне Пирогов. — С результатами постараюсь управиться до завтра. Мне ещё сестру твою на ноги ставить.

— Да я ж не тороплю, — усмехнулся я, остановившись перед дверью, — это же вы захотели подтверждения.

— Точно, — откликнулся Алексей Сергеевич. — Меня уже от недосыпа клинит. Езжай к отцу, выясни, что к чему. Телефон у меня твой домашний есть. Запиши телефон клиники.

Я записал, поблагодарил Пирогова за всё и вышел. Заглянул к сестре, но она мирно спала, улыбаясь во сне, так что я решил её не будить. К Воронцову решил пока не заходить. Мои мысли насчёт преобразования магии и распространения техномагических устройств на простой люд должны были вылежаться, да и условия нужны более спокойные. А сейчас я чувствовал, что нуждаюсь только в одном — в ответах.

* * *

Отец сидел в кабинете за своим столом и буквально смотрел в стену. Перед ним стояли две бутылки крепкого алкоголя. Одна была уже практически пуста, другая ещё не даже не открыта.

— Здравствуйте, отец, — поздоровался я нарочито сухим и официальным тоном.

Он медленно, словно делал это с великим трудом, повернул голову ко мне.

— Всё красуешься? — спросил он непонятно к чему. — Вот и мать твоя такая же была. Всё у неё лучше всех было, всё знала, всё умела, а потом — пшик… и до государственной измены доскакалась.

— Так, стоп! — прервал я его пьяные излияния. — Почему мне неизвестно ни о какой государственной измене? Ты вообще о чём?

— Она знала, что потенциально опасна, но каким-то образом выбила у императора, отца нынешнего нашего государя, что-то вроде защитной грамоты, не знаю, я видел-то её один раз, — он потянулся к рюмке, опрокинул её, понял, что она пуста, наполнил и опрокинул снова, после чего сморщился и вытер губы рукавом пиджака. — И было-то там всего-то одно условие. Вот чего, спрашивается, его было не выполнить, а?

Он налил снова, но на этот раз пойло закончилось в первой бутылке, и он открыл вторую.

— Что за условие? — поинтересовался я. — Отдать то, о чём ещё не знаешь?

— Ха-ха-ха, — громогласно и совершенно ненатурально рассмеялся Дмитрий Анатольевич. — Нет, вполне конкретное условие. Если кто-нибудь из её детей вдруг унаследует её дар, то она должна была оповестить службу безопасности императора. А она этого не сделала, хотя точно знала про Веронику.

— А почему не сказала? — спросил я, понимая, что, желая получить ответы, приехал в самый нужный момент. — Чего-то боялась? Но чего именно?

— Разумеется, она боялась, что дочь убьют, — ответил он и снова выпил, а мне стало даже интересно, на сколько его хватит. — Но даже вариант, что Нику отдадут в императорский интернат, её не устраивал. Она хотела, чтобы та была рядом с ней. И поэтому она скрыла, что дочь унаследовала её силу.

— А про меня она рассказала? — удивился я и тут же прикусил язык.

— А ты-то чего? У тебя отродясь никакой силы не было, кроме как кулаками махать, — хохотнул Дмитрий Анатольевич, а затем и вовсе пьяно рассмеялся. — Кому ты вообще нужен?

— Так, — произнёс я, пропустив последнее мимо ушей, потому что услышал нечто такое, что натолкнуло меня на серьёзный пересмотр всей картины. — А как получилось, что кто-то вообще узнал о способностях Вероники? — пытаясь отыскать взгляд отца, я натыкался только на мутное марево, в котором плавали его глаза, словно в алкоголе, который он пил.

Он не смотрел на меня. Налил себе очередную рюмку и выпил, выдохнул, утёрся рукавом, но, видимо, доза показалась ему недостаточной. Тогда он взял и налил себе ещё. Протянул руку к сейфу, и оттуда вылетела бутылка с чем-то ещё, я не успел разглядеть этикетку.

Телекинетик-алкоголик — это, конечно, эффектное зрелище, но жалкое. Он выпил снова, запил из новой бутылки и снова выдохнул.

— А что мне оставалось делать? — у меня сложилось ощущение, что он разговаривал не со мной и даже не с самим собой, он разговаривал с моей матерью, с Нелли. — У меня, кроме этих двух, ещё семеро. Нас бы просто всех тихо ночью вырезали, а дом сожгли бы, — и тут он посмотрел на меня, и в его глазах блеснула ярость. — Я ей долго говорил, сходи, покайся, они простят! Сдай девочку, ничего страшного, зато все остальные живы останутся. А она в истерику, мол, ты ничего не понимаешь, она не такая, как все, и тысячи других стоит. Вечная песня, — он снова затих, и плечи его опустились.

— Поэтому маму убили? — спросил я, и Дмитрий Анатольевич едва заметно кивнул головой с закрытыми глазами. — А Вероника? Почему её не отдали в интернат?

— Тогда появился Юрьевский и сказал мне, что предлагает жизнь всех нас за то, что Ника станет его женой. Я не сопротивлялся, куда мне? Таких, как она, не должно существовать. Это опухоль на теле нашего общества. А Василий Иванович хотел её в своих целях использовать, только и всего. Может быть, с её помощью наконец-то взойти на престол, я не знаю.

Голос его стал плавать, то становился глухим, словно он шептал что-то в другой комнате, то резким и пронзительным, словно у подростка с меняющимися связками. Мысль тоже начала уходить, поэтому я понял, что времени у меня, собственно, не много.

— Почему ты не попросил Юрьевского оплатить исцеление Вероники? Почему повёз её на свои деньги в недорогую клинику? Почему хотели что-то пересаживать, когда там даже диагноз правильно поставить не смогли? Юрьевский вообще в курсе того, что происходит? — у меня было ещё много вопросов, но я не рисковал задавать их за один вопрос