Тот сидел над бумагами и снимками, которые он внимательно рассматривал. Кивнув мне, он указал на кресло.

— Присаживайтесь, я тут как раз с анализами Вероники разбираюсь, — он покачал головой и пододвинул мне несколько листов, на которых в столбик шли различные цифры. — Понимаете, что тут написано? — спросил он.

Я помотал головой, потому что решительно не разбирался в данных, которые мне показывал Алексей Сергеевич. Хотя я увидел, что над одним из столбцов написано: «норма» и были даны некие показания от и до. Значит, при желании я бы смог с этим разобраться.

— Не понимаю, — сказал я, — но предполагаю, что это данные анализов сестры. Так? Насколько всё серьёзно?

— Я уже говорил, что опухоль огромная и на ней поставлена защита, чтобы её нельзя было определить или вылечить, если вдруг кто-то её отыщет. Одним словом, целенаправленная работа, — он говорил медленно, пытаясь подобрать нужные слова, и боялся сказать что-то не то. — Я всё ещё раз перепроверил и должен сказать ещё кое-что: такие опухоли, если они образуются естественным путём, сами собой не появляются. Им предшествует какой-нибудь серьёзный сбой в организме.

— Которого у Вероники нет, — догадался я, так как начал понимать, к чему все эти цифры в столбцах. — То есть ничего в её организме не должно было привести к подобному. Правильно?

— Абсолютно, — согласился со мной Пирогов.

— А можно как-то догадаться, кто именно это сделал? — спросил я, отдавая себе отчёт, что Пирогов, возможно, очень рискует, говоря со мной о подобном. — Отпечатки родовой магии?

— В том-то и дело, что да, — грустно проговорил Алексей Сергеевич, собрал все бумаги в одну пачку и ударил ими по столу, чтобы она превратились в аккуратную стопку. — Родов, которые могут подобное провернуть, наперечёт. Десяток в Москве и ещё столько же во всей империи. Но я знаю отпечатки многих родовых магий, и эта принадлежит Юрьевским, — он увидел, как мои кулаки сжались. — Однако не обязательно Василию Ивановичу, — поспешил он меня осадить. — Поэтому прежде, чем действовать, ты должен понять, кто именно из их рода это сделал.

— Должен сказать, что вся эта ситуация сразу мне показалась достаточно странной, — проговорил я, копаясь в памяти Руслана, — невеста вместо того, чтобы идти под венец, попадает в клинику с подозрением на смертельное заболевание, почти умирает, а её жених, по совместительству светлейший князь, пальцем о палец не ударяет, чтобы вытащить её с того света.

Эта информация открылась мне внезапно и поразила, словно молнией. Руслан последнее время мало вникал в дела семьи, поэтому для него она была где-то на периферии. Мол, что-то там происходит дома, и ладно. Последних недель в краткосрочной памяти не было вовсе, поэтому и ситуация с сестрой не представала передо мной столь остро.

Теперь же, когда я сопоставил все факты, становилось совершенно очевидно, что Юрьевскому плевать было на Веронику. Или же… И вот тут я терялся в возможных вариантах.

— Ему могли просто не сказать, — пожал плечами Пирогов, вышел из-за стола и подошёл к окну, за которым открывался шикарный вид на озеро, со всех сторон окаймлённое лесом. Вода так и манила к себе, игриво посылая солнечные зайчики в кабинет. — Вашего отца я, конечно, знаю плохо, мы немного в разных слоях общаемся. Но все знают, что он не богат, а тут такая удача — на дочь посмотрел сам Юрьевский. Если бы он пошёл к нему за помощью, это могло бы подорвать и без того шаткий авторитет Дмитрия Анатольевича. Возможно, ваш отец решил, что справится сам и предоставит жениху совершенно здоровую невесту. Но прогадал, обратившись к дорогому Луке.

Он замолчал, продолжая смотреть в окно на резвящихся на водной глади уточек. Видимо, собственные размышления завели его далеко-далеко.

— Но это не отменяет того факта, что опухоль сделана кем-то из его рода, так? — уточнил я, стараясь прояснить ситуацию. — И то, что Василий Иванович не взял на себя заботы по излечению собственной невесты тоже. Правильно я говорю?

— Совершенно верно вы говорите, — находясь всё в той же задумчивости, проговорил Алексей Сергеевич. — Но для того, чтобы поставить точку, я бы пообщался с Юрьевским лично. Если он виновен, правды не скажет, но это будет видно. А пока… — он посмотрел на меня в упор, — что вы говорили, произошло лично у вас?

— Аневризма головного мозга, — ответил я на автомате, даже не подумав о том, что мой ответ может привести к непредсказуемым последствиям. — Сосуд лопнул.

— Любопытно-любопытно, — промурлыкал вдруг Пирогов, весь обратившийся в огромного кота, предвкушающего угощение. — А разрешите я вас на аппарате посмотрю?

Я подумал, что если это как-то может помочь сестре, то непременно. Пусть смотрит, выясняет, сопоставляет факты и находит причины.

— Конечно, — я кивнул головой и слегка улыбнулся. — Если это мне не сильно повредит.

— Это вам вообще никак не повредит, — направившись к двери, проговорил Алексей Сергеевич. — Разве что… — он остановился и обернулся ко мне. — Многие знания, многие печали, как говорили древние. Скорее всего, нам не понравится информация, которую мы узнаем.

* * *

Обследование заняло полчаса. Пирогов в эти минуты оказался совсем не разговорчив. Он внимательно следил за показаниями приборов и за тем, чтобы все данные снимались чётко и ясно.

Я же в это время занялся чем-то близким к утренней медитации. Понимая, что одного раза остановиться не хватит, я решил делать это периодически. Но мне было неведомо, когда в следующий раз у меня выдастся минутка, чтобы настроить себя на нужный лад, поэтому я сделал это прямо на кровати, подключённый всевозможными датчиками к хитрому аппарату.

Но на этот раз всё вышло иначе. По большому счёту сосредоточиться на собственных чувствах и мыслях мне не дала ситуация с сестрой. И, чем больше я о ней думал, тем больше у меня появлялось вопросов. К тому же приходилось учитывать, что начало всему было положено задолго до того, как Вероника попала в больницу.

К концу процедуры мне всё-таки удалось немного остановиться, как это называл трибунал. Ровно после того момента, как я решил поехать к отцу