Шрифт:
Закладка:
Миллион лет! Все только это и повторяли. Надо же, раньше это число никого не интересовало, а сейчас они никак не могли наслушаться, как оно звучит! Младший Дядюшка предположил, что за удачный кусок драконьих костей сейчас можно будет заработать миллион медных монет, а отец сказал:
— Теперь медяки ничего не стоят. Вот миллион серебряных лянов — это другое дело.
За спорами и препирательствами воображаемая цена осколка кости возросла до миллиона золотых слитков. Теперь об этом заговорил весь город.
«Старые кости обросли новым жиром», — появившаяся поговорка не сходила с языка у людей. И теперь, из-за того что драконьи кости приобрели такую высокую ценность, во всяком случае, в воображении их владельцев, никто не мог купить их для создания снадобий. Несчастные больные, страдавшие от тянущих все соки недугов, больше не могли получить исцеления. Но кого это волновало? Все думали о том, что они были потомками «Пекинского человека», а он был известным.
Конечно же, я вспомнила о костях, которые Драгоценная Тетушка вернула в пещеру. Они тоже принадлежали человеку, раз ее отец так сказал ей во сне.
— Мы можем продать их за миллион золотых слитков, — сказала я ей. Мне казалось, что я думала не только о себе. Если Драгоценная Тетушка принесет нам богатство, моя семья станет больше ее уважать.
— Миллион или десять миллионов, — начала она браниться жестами. — Если мы их продадим, проклятие снова ляжет на наши плечи. Появится призрак и заберет наши многострадальные кости с собой. И тогда уже нам придется носить на себе всю тяжесть этих миллионов слитков, чтобы купить себе поблажки в аду. — Она ткнула пальцем мне в лоб. — Говорю тебе, призрак не успокоится, пока не уничтожит всю нашу семью. Она полностью исчезнет. — Тетушка ударила себя кулаком в грудь. — Иногда я жалею, что все еще жива. Я хотела умереть, правда хотела, но я вернулась ради тебя.
— Ну а я не боюсь, — ответила я. — И раз проклятие лежит на тебе, а не на мне, я могу пойти и достать эти кости.
Внезапно тетушка шлепнула меня по голове.
— Прекрати это немедленно! — Ее руки рассекали воздух. — Ты хочешь добавить мне проклятия? Не ходи туда! Никогда не прикасайся к ним! Скажи, что ты не будешь этого делать! Скажи прямо сейчас!
Она схватила меня и трясла До тех пор, пока не вырвала обещание из моих клацающих зубов.
Потом я сидела и мечтала о том, как крадусь в пещеру. Ну как я могла усидеть, когда все остальные в нашей деревне и во всех близлежащих искали бессмертные реликвии? А я знала, где лежат человеческие кости, и не могла сказать об этом ни слова! Мне приходилось смотреть, как другие роют там, где их овцы жевали траву и свиньи валялись в грязи. Даже Первый и Второй Братья со своими женами перебрали всю землю между домом и утесом. Они выдергивали из грязи червей и корни, гадая, не могут ли они быть пальцем древнего человека или даже его окаменевшим языком, произносившим первые слова на наречии предков. Улицы заполонили торговцы, старавшиеся продать самые разные «окаменелости»: от куриных клювов до свиного помета. Вскоре наша деревня стала выглядеть хуже, чем погост, разграбленный копателями могил.
Денно и нощно наша семья говорила только о «Пекинском человеке» и ни о чем другом.
— Миллион лет, — размышляла вслух мать. — Как можно определить возраст человека, который так давно умер? Пф! Когда умер мой дед, никто не знал, было ему шестьдесят семь или шестьдесят восемь! А он должен был дожить до восьмидесяти, если бы ему повезло немного больше! Вот в семье и решили, что ему восемьдесят. Да, так выглядело удачливее, но он все равно был мертв.
Мне тоже было что сказать по поводу новых находок.
— А почему они назвали его «Пекинским человеком»? Они же нашли зубы во Рту Горы, и теперь ученые говорят, что череп принадлежал женщине. Значит, это должно называться «Женщина изо Рта Горы».
Все дядюшки и тетушки посмотрели на меня, и один из них сказал:
— Истина в устах младенца проста, но тем не менее правдива.
Я ужасно застеснялась, услышав такую высокую похвалу. Тогда Гао Лин тоже заговорила:
— А я думаю, что его надо было называть «Человек из Бессмертного Сердца». Тогда прославится наш родной поселок и вместе с ним и мы.
Мать расхвалила ее предложение до небес, другие тоже к ней присоединились. Мне же казалось, что ее идея была бессмысленной, но я не могла этого сказать.
Я часто завидовала вниманию, которое Гао Лин получала от нашей общей матери. Я по-прежнему считала себя старшей дочерью. Я была умнее ее, я лучше училась в школе, но именно Гао Лин выпадала честь сидеть рядом с матерью за столом и спать на ее кане, в то время как я довольствовалась Драгоценной Тетушкой.
Пока я была маленькой, это меня не так беспокоило. Я думала, что слова «Драгоценная Тетушка» означали то же самое, что и слово «мама». Я не выносила разлуки со своей няней ни на минуту. Я восхищалась ею и гордилась тем, что она может написать название каждого цветка, каждого семени и куста и сказать, как его можно использовать в медицине. Но чем старше я становилась, тем меньше места занимала она в моей жизни. Чем умнее я становилась, тем больше убеждала себя в том, что тетушка была всего лишь прислугой, женщиной, не имевшей веса в нашей семье и которую никто не любил. Она могла сделать всю семью богаче, если бы только не эта ее безумная идея о проклятии.
Я старалась проявлять все больше уважения к матери, искала ее благосклонности, считая, что благосклонность — то же самое, что и любовь. В конце концов, мать была самой влиятельной женщиной дома. Она решала, что мы будем есть, какого цвета одежду носить, сколько денег на карманные расходы мы получим, когда пойдем на рынок. Ее все боялись и старались ей угодить. Все, кроме прабабушки, которая была сейчас так слаба умом, что не могла отличить туши от грязи.
Но в глазах матери у меня не было достоинств, и для ее ушей в моем голосе не было музыки. Ее не занимало, насколько я послушна, смиренна или чистоплотна. Что бы я ни делала, она не была мною довольна. Я не знала, что сделать, чтобы она наконец меня похвалила.
