митральным клапаном. Поразительно, но даже после операций и непрямого массажа сердца восстановленный клапан держался и нормально функционировал. Я хорошенько промыл грудную полость и перикард антисептическим раствором, стараясь не затрагивать заднюю сторону сердца. Затем мы в последний раз зашили грудную клетку. Это был конец хирургического марафона, заключительный этап долгой и кровавой битвы. Нам удалось сохранить ей жизнь, но какой ценой?

Мозг обладает гораздо большей способностью к самовосстановлению, чем думает большинство людей, и часто он приходит в норму после инсульта, особенно у молодых пациентов.

Следовало оставаться позитивными ради родственников Софи, которые пребывали в шоке. Мать Фиона стала свидетельницей всех трех попыток реанимации, во время каждой из которых она не знала, куда отправится Софи из операционной: обратно в отделение интенсивной терапии в своем белом больничном халате или в морг в саване. Пока счет был таким: Уэстаби – 3, Мрачный Жнец – 0. Помог ли опыт добиться таких результатов? Никаких прецедентов не было. Этот случай был уникален.

По моему мнению, нам следовало сделать две вещи. Во-первых, продолжить снижать кровяное давление, в то время как сердце Софи самостоятельно поддерживало кровообращение. Во-вторых, хорошо снабжать ее мозг кислородом, чтобы свести к минимуму мозговые повреждения. Мозг обладает гораздо большей способностью к самовосстановлению, чем думает большинство людей, и он очень часто приходит в норму после инсульта, особенно у молодых пациентов. Эти позитивные слова важно было услышать как медсестрам, так и семье девочки. Они все надеялись, что она не останется прикованной к постели до конца жизни.

Рассмотрев разные варианты, я решил подстраховаться и настоял на том, чтобы Софи еще две недели проспала на аппарате искусственной вентиляции легких. Мы отвезли ее на томографию головного мозга только тогда, когда я посчитал, что это не принесет вреда. Тем временем у девочки по-прежнему не вырабатывалась моча, и ей требовался постоянный диализ. Почкам не нравится сепсис и низкое кровяное давление, но они всегда восстанавливаются. Когда Софи отключили от аппаратуры, ее снова перевели в педиатрическое отделение интенсивной терапии. Оно было меньше взрослого, там работали всегда одни и те же медсестры, а ночи проходили куда спокойнее.

Томография мозга Софи показала несколько небольших очагов повреждений, вокруг которых был отек. Они, вероятно, стали результатом эмболизации[46] инфицированными фрагментами ткани сердца, и нам было важно не допустить их перерождения в абсцессы. Софи еще шесть недель предстояло получать внутривенные вливания антибиотиков, что является обычной практикой при эндокардите. Я был точно уверен, что отек вокруг поврежденных областей спадет. Останется ли Софи парализованной? Мы получили стандартный ответ от неврологов: они надеялись, что нет, но это покажет время.

Первого апреля, в День дурака, Софи наконец-то перестали вводить седативные препараты, и она быстро проснулась. Она достаточно хорошо дышала и реагировала на слова окружающих, поэтому мы удалили трубку из ее горла и приподняли спинку кровати. Мама и папа сидели по бокам от девочки и держали ее за руки. Когда отец сжал ее левую руку, она ответила слабым, но различимым движением. Однако у нее определенно были проблемы с подбором слов и формулированием предложений. Судя по результатам томографии, этого следовало ожидать, поскольку в речевом центре был маленький дефект, но в стратегически важном месте. В конце тоннеля показался свет. Ее попытки общаться наконец стали явными, и моя работа была выполнена.

Восстановление мозга всегда проходит медленно. Софи требовалась помощь медсестер, физиотерапевтов, трудотерапевтов и многих других медицинских работников. Все они делали все возможное, чтобы помочь ей.

В последующие месяцы паралич постепенно отступил, а речь улучшилась. Софи вернулась в школу, а затем поступила в колледж: ее интеллект не пострадал. Несмотря ни на что, Софи выжила. Даже я не понимаю, как нам удалось добиться успеха в те тяжелые недели. Подозреваю, что нам помог Бог. А еще тот аппарат, предоставленный на тестирование. Опять мы имели дело со здравоохранением, основанным на благотворительности.

Мать девочки стала свидетельницей всех трех попыток реанимации, и во время каждой она не знала, куда отправится Софи потом: обратно в отделение интенсивной терапии или в морг.

Я написал статью о технике спасения пациента путем опорожнения поврежденного левого желудочка с помощью аппарата вспомогательного кровообращения, которую опубликовали в американском журнале. Теперь и другие могли использовать этот метод в крайних случаях. История Софи иллюстрирует важность командной работы в больнице и победу надежды над страданиями. Множество сотрудников больницы оставались на работе сверхурочно, пытаясь спасти Софи. Смешно, но наши усилия подвергались сомнениям на каждом этапе, и они дорого обошлись больнице. Но для чего еще нужно здравоохранение? Вот уже десять лет мы общаемся с Софи и ее семьей неформально. На десятую годовщину «наступления в Арденнах» мы ужинали в Леди-Маргарет-Холл, колледже Фионы, вместе с выдающимся нейрохирургом и писателем Генри Маршем. Кардиохирурги и нейрохирурги совсем не похожи, но в одном мы единодушны: жизнь драгоценна. Было здорово видеть оживленную Софи в таком утонченном академическом окружении.

10

Сопротивление

23 октября 2009

Форма информированного согласия на оказание медицинских услуг 2

Родительское разрешение на обследование или лечение ребенка/подростка

Лечебное учреждение: Больница Джона Рэдклиффа, Оксфорд.

Имя пациента: Оливер Уолкер.

Дата рождения: 11 февраля 2003 г.

Название предложенной процедуры или курса лечения: операция на трехпредсердном сердце – процедура спасения.

Врачебное заключение

Предполагаемая польза: сохранение жизни; без операции смерть неизбежна.

Серьезные или распространенные риски: риск смерти не менее 30 %, кровотечение, последствия подключения к аппарату искусственного кровообращения, необходимость повторной операции.

Другие процедуры: переливание крови, эхокардиография.

Я передал форму Ричарду, дрожащему от страха отцу Оливера. У матери мальчика, Ники, уже произошел нервный срыв. Она наблюдала, как сын умирает от редкого врожденного сердечного заболевания, которое медики не могли диагностировать целых шесть лет. Не в высокогорьях Шотландии, не в отдаленном западном Уэльсе и даже не в Сканторпе, а в центральном Лондоне. Мне легко критиковать, ведь я никогда не ставил диагнозы: за меня это делают кардиологи, а я лишь устраняю проблему. Однако одно я уяснил точно: всегда нужно прислушиваться к матери, ведь никто не знает ребенка лучше. Если мать настаивает, что что-то не так, можно не сомневаться – это правда.

Ники пришлось долго и упорно убеждать врачей. Теперь, годы спустя, самоуверенный хирург, только что прибывший из аэропорта Хитроу, вез ее сына по коридору в операционную так быстро, как это позволяли койка, аппарат искусственной вентиляции легких, капельницы