левую половину сердца и так и оставить ее пустой. Это устранило бы давление изнутри камеры. Я мог использовать левожелудочковый аппарат вспомогательного кровообращения, чтобы откачать кровь из левого желудочка, поддержать кровообращение и дать поврежденной мышце отдохнуть, пока антибиотики борются с инфекцией. Это могло помочь сердцу восстановиться. Использовалась ли такая технология ранее? Нет. Но из-за этого мне еще сильнее захотелось ее испытать. Если бы этот способ вдруг оказался успешным, что маловероятно, я мог бы опубликовать об нем статью.

«Там, где нет надежды, мы обязаны ее изобрести».

Затем мне напомнили, что у нас больше нет насосов Levitronix, поскольку последний мы недавно применили на младенце. Насколько я знал, в нашем распоряжении больше не осталось спасательного оборудования, но в смерти пациентки обвинили бы только одного человека – меня. В системе «вины и стыда», в которой нам приходилось работать, ситуацию интерпретировали бы как смерть после восстановления митрального клапана. Оборудование, позволяющее спасать жизни, стоит дорого, в то время как смерть обходится дешево. Оглашайте статистику смертности, но не давайте никудышным хирургам оборудование, чтобы те могли выполнять свою работу. Остановитесь на секунду и задумайтесь о том, правильно ли это.

К счастью, перфузионист Брайан пришел мне на помощь. Он испытывал новый тип центробежного насоса для крови в одном из наших аппаратов искусственного кровообращения. Говорили, что он может непрерывно работать в течение трех недель, в отличие от традиционного перистальтического насоса, использовать который не следовало дольше трех часов. Я подумал, что трех недель должно хватить, чтобы воспалительные спайки и фиброзные рубцы успели закрыть отверстие. Мы должны были пойти на это, потому что других вариантов не осталось.

Пока бригада перфузионистов устанавливала оборудование, я в последний раз остановил сердце Софи и стал искать отверстие в стенке желудочка. К счастью, оно оказалось на краю печально известной выпуклости, вдалеке от той коронарной артерии. Нить снова разорвала размягченную мышцу, поэтому, используя больше стежков и больше дорогого клея для тканей, я скрепил заднюю поверхность сердца с фиброзным перикардом. Я применял все известные мне уловки, чтобы снизить риск еще одной катастрофы, потому что следующее кровотечение точно стало бы последним.

Насос Rotaflow был очень простым: увеличение скорости тока крови или, наоборот, ее снижение осуществлялось при помощи одной ручки. Я опустошил левый желудочек, откачав кровь из его верхушки через широкую канюлю с трубкой, соединенной с внешней цепью накачки, которая выходила из-под ребер Софи. По второй трубке насос возвращал кровь в аорту. Опасность кровотечения продолжала оставаться нашей самой большой проблемой. Из-за трех подключений к аппарату искусственного кровообращения за короткое время кровь Софи не сворачивалась, поэтому нам требовалось много донорских факторов свертываемости крови и еще больше переливаний крови. Перфузионист запустил центробежный насос на минимальной скорости, намереваясь постепенно перейти от одного аппарата экстракорпорального кровообращения к другому. На мониторах опять отражалось не пульсовое давление, а только среднее давление непрерывного тока крови. Поврежденный левый желудочек все еще сокращался, но не качал кровь, в то время как правый желудочек продолжал направлять кровь в легкие. Магия. Пока все шло хорошо. У нас снова появилась надежда.

Из-за проблем со свертываемостью крови и диффузного кровотечения я решил оставить грудную клетку Софи открытой на сорок восемь часов. Мы обложили сердце тампонами, прикрыли грудь клейкой пластиковой пленкой и вывели дренажные трубки вместе с канюлями аппарата. Торчащие отовсюду трубки были пугающим зрелищем для семьи, и на этот раз все это было слишком даже для педиатрического отделения интенсивной терапии. Мы отвезли Софи во взрослое отделение интенсивной терапии, где медсестры имели больше опыта работы с пациентами без пульса и где не было родителей других больных детей, которые могли прийти в ужас от такой картины.

Когда кровотечение замедлилось, состояние Софи стабилизировалось. Ее почки и печень пострадали, но диализ мог решить эту проблему. Фиона, мать Софи, сохраняла удивительное спокойствие, но несчастная сестра девочки пребывала в сильном шоке и уже несколько дней не ходила в школу. Через два дня мы удалили пропитанные кровью тампоны и закрыли грудную клетку поверх устройств, чтобы снизить риск инфекции. Теперь кровь сворачивалась, кровотечение прекратилось, и передняя поверхность сердца выглядела нормально. Я определенно не собирался осматривать заднюю. Насос работал исправно, и я намеревался оставить его еще как минимум на десять дней, чтобы дать месту абсцесса возможность затянуться. Тем временем мы узнали, что упрямый стафилококк оказался устойчив и ко второй комбинации антибиотиков, поэтому нам пришлось снова заменить лекарства. Наконец высокая температура спала.

Софи, подключенная к аппарату искусственной вентиляции легких, оставалась под действием сильных седативных препаратов в течение трех недель, что помогло нам держать кровяное давление под контролем. Следующей большой угрозой стал fungus candida. Впервые мы обнаружили его в мочевыводящих путях, где он мог оказаться опасным для жизни, если бы мы вовремя не взяли его под контроль. Так называемый период стабильности превратился в кошмар, и мы поняли, что настала пора начать двигаться вперед, чтобы сократить риск дальнейших осложнений. Насос прекрасно справлялся со своей работой, и пришло время позволить девочке проснуться.

Из-за кровотечения и проблем со свертываемостью крови я решил оставить грудную клетку пациентки открытой на 48 часов, прикрыв ее пластиковой пленкой.

После отмены седативных препаратов Софи быстро пришла в сознание и отреагировала на своих родителей. После ее пробуждения кровяное давление повысилось, но мы могли его контролировать, и кровотечение не открывалось. Бедная девочка явно была напугана своим положениям, и я подозревал, что ее мозг был поврежден. Мы пытались объяснить ей, почему из ее живота выходят трубки, полные бегущей крови; мы уверяли ее, что теперь она в безопасности и что скоро все это уберут. Вскоре медсестры заметили, что она не двигала левой ногой и рукой: они были парализованы и не реагировали на боль. Либо инфицированный детрит, либо кровяной сгусток попали в сонную артерию и добралисть по ней к мозгу. Ее парализовало в пятнадцать. Чем она это заслужила?

Это стало большим ударом для ее родителей, но за «наступление в Арденнах» ответственность лежала на мне. Почему я так хотел выполнять эту работу день за днем, ночь за ночью? Здоровое сердце и поврежденный мозг были не тем результатом, к которому я стремился.

На следующий день я забрал Софи в операционную, чтобы удалить канюли из левого желудочка и аорты. К счастью, ни в центробежном насосе, ни в других частях аппарата кровяных сгустков не оказалось, и сердце Софи отлично выглядело на эхокардиограмме, за исключением остаточного кратера под