Сотник Тиль Войтон хмуро стоял перед командиром корпуса бароном Туго Эльмусом, и объяснял, что не знает, почему нет связи с передовыми разъездами.

– Через час армия выйдет на марш, – кривя губу, говорил барон, – А от них нет никакого доклада!

– Ваше сиятельство, – хмуро отвечал сотник, – Сейчас я пошлю бойца, узнает, в чём дело.

– Не пошлёшь! – ткнул пальцем в Тиля Эльмус, – Не пошлёшь, а съездишь сам. И всунешь оглоблю в задницу тому, кто проспал! Иначе всунут эту оглоблю мне, а я всуну тебе не оглоблю, а повозку! Понял?

– Понял, ваше сиятельство, – так же хмуро ответил сотник, и потопал к коню. Взмахом руки позвал за собой пятерых бойцов, пришедших с ним к командиру корпуса, привычно вскочил в седло и тронул коня, выезжая из расположения лагеря. Злясь на проспавших раззяв, из-за которых пришлось выслушивать ругань начальства, сотник пришпорил коня, посылая рысью вперёд. Бойцы быстро догнали, и скакали по сторонам, не желая глотать дорожную пыль.

Первым шесты увидел десятник Кар Борил. Закричал что-то сотнику, и тот тоже увидел частокол. Пришпорил коня, гадая, что же это такое, и когда понял, резко натянул поводья, останавливая разгорячённого жеребца. Бойцы его сотни последовали примеру командира, пристально всматриваясь вперёд.

– Меррал тебя забери, – потрясённо прошептал Тиль, и шагом поехал вперёд, отказываясь поверить в то, что видел. На месте лагеря валялись обезглавленные тела, а на дорогу мёртвыми глазами смотрели пятьдесят голов, насаженных на копья.

Слева раздался булькающий звук, сотник увидел, как Кара мучительно рвёт. Сотник не осуждал подчинённого. И сам ощутил, как из глубины желудка поднялось что-то к горлу. Сглотнул судорожно, и повернулся к десятнику:

– Скачи в лагерь! Доложи, что разъезд уничтожен, и что… – сотник запнулся, – Вот это вот доложи!

Побледневший Кар кивнул, развернул коня и с явным облегчением рванул назад, а сотник спешился, отдал поводья одному из бойцов и подошёл ближе. Вот голова командира разъезда балагура Эрмина. А вот мёртвые глаза красавчика Лоста. Мёртвые рты раскрыты провалами. А глаза невидяще уставились назад, в то место, откуда прискакали тэнеберийцы. И Тилю Войтону вдруг стало невыносимо жутко. Равнина между Тирольским лесом и Атийскими горами из весёлой, залитой солнцем вдруг представилась жутким, кошмарным местом. На сотника будто могильным холодом пахнуло, и по телу побежали мурашки.

– Стоим здесь, ждём начальство, – приказал он деревянным голосом. Что нужно делать сотник просто не представлял, и решил дождаться командира.

Барон Эльмус прибыл через полчаса, и не один, а сразу с двумя сотнями кавалеристов. Остановился рядом с сотником, глядя не на него, а на жуткие шесты, сглотнул и сказал:

– Лагерь обследовали?

– Не стали до вашего прибытия, ваше сиятельство! – сотник старательно отводил взгляд, чтобы барон не дай боги не увидел ужас, поселившийся в глазах Войтона.

– А где второй разъезд? – голос командира корпуса был сух, но язвителен.

– Должен быть северней.

– Скачи и найди! Может, они что-то видели или слышали!

Войтон вскочил на коня, кивнул своим людям и поскакал на север. А командир корпуса со своими людьми двинулись к уничтоженному лагерю. Не успел Тиль отъехать и трёхсот метров, как сзади что-то сильно грохнуло, будто сразу несколько молний ударили рядом, в одно место! Тиль испуганно обернулся, и увидел, что в уничтоженном лагере действительно, будто разгневанный бог войны и охоты Веной ударил огненной стрелой! Барон и ещё десятков пять конников разметало по всей поляне сломанными куклами. Часть коней лежали, раненные. Другие испуганно неслись от места взрыва. Сотник, развернув коня к основному лагерю, пришпорил коня, и крикнул бойцам:

– За мной!

***

Тэнеберийский маршал Тель Кропус стоял перед королём Казиусом навытяжку и громко докладывал:

– Поутру два передовых разъезда не вышли на связь! Разведчики обнаружили, что все солдаты разъезда убиты, а их головы насажены на шесты. Когда командир корпуса барон Эльмус решил обследовать лагерь, там всё взорвалось. Погиб он и ещё около пятидесяти кавалеристов.

– Неужели никто не выжил из разъездов? – мрачно спросил Казиус.

– На равнине почти у гор ещё один разъезд обнаружил двоих выживших. Но узнать у них ничего не удаётся. Они только трясутся, и говорят, что сам Меррал пришёл в их лагерь и стал убивать всех налево и направо, – маршал сглотнул, – Мне кажется, Ваше Величество, они немного не в себе!

– Тебе кажется? – яростно переспросил Казиус. – Что в лагере?

– Ваше Величество, не могли бы вы дать магов? Солдаты напуганы магией, они боятся идти вперёд!

– Солдаты? Боятся?? – голос Казиуса больше стал похож на шипение: – Да вы в своём уме, маршал?!

Тель Кропус покрылся испариной, и постарался вытянуться ещё сильнее. Крутой и вспыльчивый нрав короля многие знали не понаслышке. Казиус из династии Троан отличался паталогической жестокостью. И в припадке ярости мог сделать что угодно. До сих пор придворные шёпотом и с оглядкой рассказывали о том, как Казиус самолично забил до смерти одного из баронов просто за то, что заподозрил юношу в связи с принцессой Лиярой. Дворянская знать немного пошумела, и встревоженно утихла. В Тэнебери, в отличие от Торна, не было дворянской вольницы, и власть прочно и единовластно была в руках короля. Даже если тебя не убьют, то вполне могут закинуть в темницу под надуманным обвинением в мятеже, как случилось с графом Ирном Азенталем. Или прирежут на улице якобы озверевшие грабители, как прирезали герцога Тойского. Или просто-напросто отравить вином, как шевалье Арта. Причём, даже самые хитрые интриганы поразились и ужаснулись жестокости и хитроумию тэнеберийского короля. Казиус, разгневанный на слишком вольные речи дворянина, поначалу хотел казнить популярного среди знати балагура и острослова. Но потом помирился, и даже пригласил на званный королевский пир. А в знак примирения подал дворянину кубок с лучшим вином. Кубок с ядом шевалье принял самолично из рук Казиуса. И даже радостно провёл с ним оставшийся вечер. Плохо Арту стало уже на другое утро, и умирал вызвавший гнев самодержца паскудно – три дня харкал кровью, выплёвывая из себя мало-помалу внутренности, и мучаясь от страшных болей. Вот и тянулся перед Казиусом маршал Тель, боясь вызвать гнев непредсказуемого короля.