Он не сразу нашел, что на это ответить. Немного помолчал и уточнил:

– Когда это произошло? В тот последний вечер, да?

– Да. Ты потерял контроль над собой. И вот результат!

Эдгар полностью признавал свою вину: он был взрослым, даже зрелым мужчиной, а она всего лишь несведущая девочка, которую родители доверили его попечению. Эвелина не была беззащитна в этом мире – Эдгар ощущал ответственность за нее и спас бы от кого угодно, даже от самого себя. Его понятия о чести и совести не позволяли забывать об этом.

Он присел в кресло у кровати и взял Эвелину за худую, почти прозрачную руку.

– Прости меня. Это всецело моя вина. Но вместе мы сможем найти выход, – примирительно сказал он. – Я ни за что не брошу тебя.

– Я уже нашла выход, – больным голосом произнесла Эвелина, стараясь не смотреть на брата, но руки не отняла. – Пока тебя не было, пришло письмо от графа Милоша Романеску. Он предлагает мне стать его женой. Я ответила согласием и хочу уехать как можно скорее, пока ничего не заметно. Граф живет в замке в Северной Добрудже, это где-то далеко на юге, рядом с Венгрией.

– Ты дала согласие, не посоветовавшись со мной? – возмутился Эдгар, потрясенный до глубины души. – Ты так мало ценишь наши отношения?

– О каких отношениях ты говоришь? – зло рассмеялась Эвелина и резко села на кровати. – Что ты можешь мне дать? Кроме этих бесконечных ночей, нас с тобой ничего не связывало!

Однако Эвелина значила для него больше, чем она думала. Эдгар испытывал к ней не только влечение, но и искренние чувства, нежные, хоть и несколько своеобразные, так что слова ее оказались несправедливы.

Эвелина же была близка к истерике, не желая ничего слышать в своем несчастье.

– Эта беременность как болезнь! Я пыталась это прекратить. Уже заваривала и пила травы, о которых слышала от деревенских девушек. Проклятый ребенок не выходит!

– Ты с ума сошла? – побледнел Эдгар в ужасе. – Не вздумай больше ничего пить! Ты можешь умереть от этого!

– Да! Вот до чего ты меня довел! – упрекала она. – Я не хочу рожать этого ребенка! Меня тошнит от одной мысли об этом!

– То есть спать со мной тебе нравилось, а наш ребенок внушает отвращение? – оскорбился Эдгар.

– Тебе не понять меня! Мы брат и сестра, Эдгар! Полнородные, единокровные и единоутробные! Я не знаю, что растет внутри меня. Вдруг он будет болен? Или родится уродом, чудовищем?

– Наш ребенок не может быть чудовищем! – Эдгар просительно сжал ее ледяную руку. – Эва, я ведь люблю тебя! Ты моя семья. Давай продадим поместье и уедем куда-нибудь далеко, где нас никто не знает, и будем жить как муж и жена. Обвенчаться мы, разумеется, не сможем, но никто и не узнает.

– Я не хочу так жить, скрываясь и обманывая! – отрезала Эвелина, выдернув руку. Все ее существо дышало невиданной прежде решимостью. – Я стремлюсь к нормальной жизни в законном браке, поэтому и решила выйти замуж за графа. Твое мнение меня мало волнует. Тебе придется меня отпустить! Меня ничто не остановит, даже твои слезы, Эдгар.

– Ты их никогда не увидишь, – с невероятной холодностью ответил он, отстраняясь, и его глаза стали непроницаемы. – Ты сама отрекаешься от меня. Поступай, как считаешь нужным. Но как ты собираешься ехать? Я не могу отправить тебя одну. Ты поедешь через всю Европу. На тебя могут напасть разбойники, да кто угодно.

Эвелина напряженно выпрямилась на подушках и вскинула голову с исконной шляхетской гордостью Вышинских. Беременность придала ей сил проявить характер и принять судьбоносное решение не только для своей жизни, но и для Эдгара.

– Не тревожься обо мне. Граф наймет мне охрану, и я прекрасно доберусь сама. Если повезет, то выкину по дороге. Если же нет, твой сын будет графом. А тебя, Эдгар, я больше не желаю видеть. Никогда!

Глава 19

Эвелина уехала, и Эдгар долго не мог смириться с этим. Он отчаянно тосковал по ней, но знал, что никогда не напишет сестре и не осмелится потревожить. Им больше нечего было сказать друг другу. Его чувства к Эвелине сплелись в причудливый, сложный клубок: здесь была и обида, и уязвленная гордость, и уважение к ее непреклонной решимости. Эдгар любил Эвелину той призрачной несбыточной любовью, которая не нашла выражения в эпоху владычества Софии-Селины. Он понял, что потерял в лице Эвы, и чувство вины неотступно терзало его.

«Ты обещал матери позаботиться о своей сестренке, а сам что сделал с ней?» – шептал ему въедливый голосок совести.

Эдгару стало невыносимо жить в поместье, где все напоминало об Эвелине и их утраченной любви. Он окончательно забросил дела и вскоре уехал в Варшаву.

«Быть может, мне тоже вступить в брак? – равнодушно думал Эдгар. – А зачем?»

После Эвелины все женщины виделись ему бестелесными тенями. Он ни к кому не испытывал такой глубокой страсти, которую познал с девушкой, по иронии судьбы приходившейся ему сестрой. Эвелина оказалась единственной женщиной, в ком он нуждался, но жениться на ней не мог. После ее отъезда все желания и инстинкты словно отмерли, и Эдгар погрузился в апатию. Кроме того, он был почти разорен, как и основная часть польской шляхты в то время, и это мешало подобрать достойную невесту. Гордость не позволяла жениться на богатой и худородной, а брать в жены равную себе, но бедную не имело смысла. Эдгар не располагал состоянием, чтобы передать по наследству. Кроме того, у него уже был ребенок. Эдгар никогда не думал, что их с Эвелиной противоестественная любовь может воплотиться, и ребенок как таковой его не особо интересовал. Но мысль о том, что его дитя станет расти вдалеке под чужим именем и он не сможет даже видеть его, наполняла душу возмущением.

Рушилась не только жизнь Эдгара. В феврале 1772 года в Санкт-Петербурге был заключен тайный договор между императрицей Екатериной II и прусским королем Фридрихом, а вскоре в Вене подписали секретную конвенцию о разделе Польши. Но поскольку о соглашениях никто не знал, поляки не объединились. Только разрозненные силы шляхты, создавшей Барскую конфедерацию, не сложили оружие, держа оборону отдельных городов и крепостей. Начался первый раздел Речи Посполитой. Эдгар вынужденно оставался в стороне от борьбы поляков за свое государство – из-за болезни он никогда не был воином. Он жил в Варшаве как во сне, терял аппетит и видел кошмары по ночам. Дни сливались в один – пасмурный