Шрифт:
Закладка:
Относительно же слухов, что в Берлине остались «капиталы Августейших детей», Коковцов рассказал следующее:
Недавно мне пришлось иметь беседу с одним лицом близким дому Мендельсон и Ко и из его осторожных реплик на мои соображения я вынес только одно впечатление, что после 1913 г. оставались на хранение в Банкирском Доме небольшие остатки в виде германских процентных бумаг, которые были во время войны изъяты по распоряжению германского правительства и переданы на хранение в одно из государственных учреждений и там, после денежного кризиса, сопровождавшего инфляцию, конвертированы по тому курсу, который был установлен для ликвидации всех прежних долгов, кажется из расчета 100 000 германских марок прежнего счета — за одну новую золотую марку современной денежной системы.
Бернацкий, вступивший в управлении Министерством финансов в июне 1917 года, рассказал, что при нем никаких расследований «относительно заграничных средств Государя и Его Семьи» уже не производилось. Однако припомнил характерный эпизод:
На одном из заседаний Временного Правительства во второй половине Июля 1917 года А. Ф. Керенский поднял вопрос о месте дальнейшего пребывания Царской Семьи. При этом он высказал мнение, что самое хорошее разрешение заключалось бы в отправке Государя с Семьей за границу при помощи англичан — через Швейцарию (оговорка Бернацкого, на самом деле обсуждалась отправка царской семьи через Швецию. — О. Б.). На замечание некоторых членов Правительства — социалистов, что Государь, находясь заграницей, при помощи своих средств, там находящихся, может организовать контрреволюцию, А. Ф. Керенский ответил с брезгливой гримасой: «Все слухи о таких средствах — ни на чем не основанная легенда». Косвенное подтверждение этого взгляда я нашел в просьбе управляющего делами Императорской ветви «Константиновичей», от их имени, выдать некоторую ссуду облигациями «Займа свободы» под лично им принадлежащие дворцы. Я поддерживал это ходатайство перед Временным Правительством, но удовлетворения не получил: дело было отложено. Для меня было ясно, что если бы у Царского Семейства имелись деньги за границей, то они могли бы располагать любым кредитом у частных лиц в Петрограде и Москве.
Князь Гагарин
от своего имени и от имени не имевшего возможности прибыть в заседание графа М. Е. Нирода высказал нижеследующее:
По имевшимся у нас неофициальным сведениям, во время бывших в России в 1905–1906 гг. беспорядков, по распоряжению Министра Императорского Двора, были переведены заграницу принадлежавшие Августейшим детям Государя Императора суммы, в размере, кажется, около 4–4,5 миллионов рублей.
Средства эти образовались путем накопления отпускавшихся, согласно Основным законам, ассигнований на содержание детей Царствующего Императора.
Деньги эти были помещены на хранение в Банкирский Дом Мендельсона в Берлине. — Были ли они перевезены обратно в Россию нам неизвестно.
Относительно нахождения у Государя Императора Николая II где-либо заграницей каких-либо принадлежащих Ему капиталов у нас никаких сведений не имеется. Что же касается Главного Управления Уделов, то в заведывание сего Управления никаких принадлежащих Государю Императору сумм не находилось.
Наконец барон Нольде сообщил, что
в первые месяцы существования Временного Правительства он в качестве юриста был привлечен к работе совещания для определения юридического положения Государственных имуществ Императорского Дома. В этом совещании, в котором приняли участие представители всех учреждений Министерства Императорского Двора, было оглашено, что Государь Император и Его Августейшая Семья, никаких имуществ заграницей не имели, кроме небольших капиталов Дочерей Государя, около одного миллиона марок на каждую, в Банке Мендельсона в Берлине.
Зная законодательство военного времени, Нольде не сомневался, что «суммы эти были секвестрированы, и затем невостребованные подверглись, вероятно, всем последствиям инфляции и превратились в ничто».
Гирс подытожил:
Таким образом можно считать что никаких сколько-нибудь значительных имуществ за границей у Государя Императора и Его Августейшей Семьи не было и что по всей вероятности то немногое, что лежало на счетах Августейших Дочерей в Германии, подверглось последствиям инфляции и практически более не существует.
Был запрошен также управляющий царским Кабинетом генерал Волков, обосновавшийся на юге Франции. В письме на имя графа М. Е. Нирода от 18 апреля 1929 года Волков сообщил, что за время управления им Кабинетом Его Величества «никаких сумм в заграничные банки на имя Государя Императора и членов его семьи не переводилось».
Однако же Волков высказал опасение, что «всякие разъяснения в прессе по упомянутому вопросу вызовут лишь увеличение и возобновление слухов и полемику». «Аргумент этот высказывался и раньше из другого, заинтересованного в деле источника, — писал Гирс Угету, намекая на великую княгиню Ксению Александровну. — Лично я не считаю его убедительным, но полагаю, что во внимание к лицам, выставившим его, нам не следует пока предавать протокол гласности». К тому же П. Л. Барк «всеми мерами» старался убедить Гирса, что оглашение Протокола «повредит интересам наследников покойного Императора, коими он, П. Л. Барк, ныне ведает».
В конечном счете, после более чем годичной борьбы Протокол в марте 1930 года был напечатан в извлечениях в парижской газете «Возрождение». Сведения участников Совещания о том, что единственными «царскими» деньгами за границей являются вклады на имя великих княжон в банке Мендельсона в Берлине и что размер вкладов относительно невелик, через несколько лет подтвердились. В 1934 году суд Центрального района Берлина признал наследниками этих сумм великих княгинь Ксению и Ольгу, графиню Брасову, вдову великого князя Михаила Александровича, а также родственников покойных княжон по линии матери, императрицы Александры Федоровны, — принцессу Викторию Гессенскую, принцессу Ирину Прусскую, великого герцога Гессенского Эрнста и некоторых других. Как и предполагали финансисты, инфляция обесценила вклады, и к моменту выдачи судом официальных бумаг на право вступления в наследство (суд не очень торопился, и это произошло лишь в 1938 году) общая сумма составляла менее 25 тыс. ф. ст. На долю каждого из наследников пришлась весьма незначительная сумма, так что великая княгиня Ксения Александровна даже не удосужилась получить свою часть.
Угет писал Гирсу 9 мая 1929 года, убеждая его в необходимости публикации Протокола Совещания:
Злонамеренных людей ни в чем убеждать не надо, но только все же ловля в мутной воде будет значительно затруднена. Одна возможность ссылки на опубликованное заявление за авторитетными подписями ограничит работу проходимцев. Они должны будут утверждать, что фондов нет в Германии, но они есть в Англии. Если будут ссылаться на «конкретные» данные, можно будет обследовать и вновь доказать очередную ложь.
…думаю, что Вы признаете желательность того, чтобы постепенно добиться гласности этого дела — единственного способа защиты памяти покойного Государя от инсинуаций.
