Шрифт:
Закладка:
Российского Правительства пока не имеется, поэтому официального удостоверения истины в настоящее время ожидать нельзя. Но в изгнании имеется достаточное число высших чинов ведомств Императорского Двора, Иностранных Дел и Финансов для того, чтобы перед беспристрастной соответствующей Комиссией дать авторитетные показания о ложности подобных толков. Не сомневаюсь, что представители Временного Правительства с полной готовностью поделятся всем тем, что, по прежнему высокому положению, им известно по этому делу. Ведь поднимаемый мною вопрос отнюдь не носит признаков монархических или демократических тенденций, а просто является нравственной обязанностью для каждого государственного или общественного деятеля установить правду, раз обвинения взводятся на Главу страны, которая не может более возвысить своего голоса.
Указывая на статью «Легенда о капиталах Имп. Николая II», опубликованную в парижских «Последних Новостях» 6 ноября 1928 года, Угет подчеркивал: «Надо, чтобы эта „легенда“ была разрушена не при помощи репортерской заметки, а путем авторитетного расследования компетентным органом, результаты изысканий коего подлежали бы опубликованию в иностранной и зарубежной печати».
Гирс предпринял энергичные шаги для производства расследования, благо что почти все компетентные лица были «под рукой». Он обратился с письмами к последним министрам финансов царской России, графу В. Н. Коковцову и П. Л. Барку. Коковцов посоветовал привлечь также служивших по Министерству двора графа М. Е. Нирода и князя С. В. Гагарина, проживавших в то время в русском доме княгини Мещерской, бывшего директора Кредитной канцелярии Л. Ф. Давыдова, а также кого-либо из состава Временного правительства, упомянув живших в Париже бывших министров иностранных дел М. И. Терещенко и П. Н. Милюкова, военного министра А. И. Гучкова и А. Ф. Керенского, принимавшего «наиболее энергичные меры к розысканию всяких документов, изобличавших покойного Государя» и кончившего «торжественным заявлением о том, „что Царь и Царица невиновны в взводимых на них обвинениях“». «Я не знаю, конечно, — писал Коковцов, — кого из господ последней категории согласились бы Вы пригласить в Совещание под Вашим председательством и кто из них согласится явиться» (Коковцов — Гирсу, 26 декабря 1928). Барк, постоянно живший в Лондоне, встретился с Гирсом 21 февраля 1929 года и дал главе российской «дипломатии в изгнании» необходимые разъяснения.
Наконец, 26 февраля 1929 года у Гирса состоялось совещание «по вопросу о заграничных Имуществах покойного Императора Николая II и Его Семьи» при участии графа В. Н. Коковцова, последнего министра финансов Временного правительства М. В. Бернацкого, Л. Ф. Давыдова, начальника канцелярии Министерства Императорского двора князя С. В. Гагарина и барона Б. Э. Нольде, юрисконсульта Министерства иностранных дел при царском правительстве, а затем заместителя министра иностранных дел Временного правительства.
Граф Коковцов, товарищ (заместитель) министра финансов с 1896 по 1902 год, министр финансов с февраля 1904‐го по январь 1914‐го (с непродолжительным перерывом в 1905–1906 годах; к тому же с сентября 1911‐го по январь 1914 года Коковцов возглавлял правительство), заявил, что вплоть до июня 1913 года до него не доходили никакие сведения о переводе царских денег за границу, касалось ли это Министерства двора, удельного ведомства, Кабинета его величества, Государственного банка или же какого-либо из коммерческих банков.
Коковцов рассказал «под запись»:
Впервые мне пришлось встретиться с вопросами Финансовой части Министерства Императорского Двора, только в Июне 1913 г., при условиях, совершенно ясно сохранившихся в моей памяти и которые я готов подтвердить за полною моею моральною ответственностью.
Граф Фредерикс обратился ко мне однажды по телефону с просьбою принять Управляющего Контролем Кабинета Его Величества г. Федорова по секретному делу, которое не должно быть сообщено кому бы то ни было из членов моего ведомства и, по воле Его Величества, должно остаться исключительно в моих личных руках.
В тот же день я принял г. Федорова и узнал от него, что вопреки неоднократным возражениям со стороны Графа Фредерикса, Государь Император категорически повелел немедленно перевезти в Россию все, принадлежащие Государю Императору ценности, в виде процентных бумаг, вывезенные в Берлин еще в 1905 г. и хранящиеся до сего времени в распоряжении Банкирского Дома Мендельсонов и Ко. Федоров не указал мне суммы этих денег и самого наименования их, но из беглого разговора с ним я вынес впечатление, что все эти ценности заключались преимущественно, если даже не исключительно, в русских процентных бумагах. При этом Федоров пояснил мне, что главная забота Его Величества заключалась в том, чтобы перемещение ценностей было произведено без всякой огласки и без таможенного досмотра на нашей границе, при котором нельзя уже избежать нежелательных разговоров. Из беседы с Федоровым я вынес заключение, что самое обращение ко мне делается исключительно как Начальнику таможенного ведомства (министр финансов по должности возглавлял и это ведомство. — О. Б.). Мы условились тут же, что я сделаю с моей стороны простое распоряжение, чтобы Вержболовская таможня приняла просто счетом количество «мест», которое будет доставлено из Берлина за печатями Кабинета Его Величества, сверила их вес с фактурою дома Мендельсона и погрузила бы их в приготовленный Кабинетом вагон, а Кабинет принял бы весь транспорт в Петербурге и выдал мне удостоверение в том, что все отправленное из Берлина прибыло в целости и сдано по назначению. Впоследствии меня просили дать для сопровождения в пути отправленных из Вержболова ценностей небольшую охрану из чинов Корпуса Пограничной стражи. На следующий день Граф Фредерикс протелефонировал мне, что он очень благодарен мне за мою готовность помочь ему исполнить волю Его Величества, что Государь вполне одобрил все мои предположения и будет лично благодарить меня, при первом свидании со мною.
И действительно, на ближайшем же моем всеподданнейшем докладе Государь не только горячо благодарил меня, сказавши при этом, что Он вполне уверен, что при таком способе пересылки бумаг не выйдет никакой болтовни и не сочинят никакой новой небылицы, но рассказал мне даже, что перевозимые из Берлина бумаги отправлены туда в 1905 г. без Его согласия и даже после того, что Он дважды выражал Свое нежелание не делать подобной операции, а за протекшие восемь лет не раз говорил Графу Фредериксу о необходимости вернуть все обратно из Берлина, но все Его указания почему-то постоянно откладывались исполнением. В конце моего доклада Государь просил меня даже съездить и посмотреть какие прекрасные хранилища устроены около Петропавловской крепости для хранения всего наиболее ценного, принадлежащего Уделам и Кабинету.
Из этого моего сообщения с несомненностью вытекает, что все капиталы, находившиеся в Берлине были оттуда вывезены и не могли быть возвращены туда и после моего ухода из Министерства Финансов в конце Января 1914‐го года. Не могли они быть перемещены туда и в первой половине этого последнего года, так как с конца 1913 г. политическая атмосфера была настолько напряженная, что не могло быть и речи о перемещении ценностей заграницу в видах безопасности. Я думаю также, что никаких ценностей принадлежащих Государевой Семье не могло быть и в других европейских странах, по крайней мере мне приходилось слышать, что Временное Правительство пыталось наводить об этом справки в первые месяцы своего существования в частности в Лондоне, но получило совершенно отрицательные ответы.
