Шрифт:
Закладка:
— Ничего. Мы вот Дива проведать пришли, — Свята, кажется, нисколько не испугалась.
— Кто вас вообще пустил⁈
— Никто, — Свята выдержала взгляд ведьмы. — Мы сами пустились.
— Немедленно покиньте палату! — а вот Цисковская сорвалась на визг, правда, тотчас взяла себя в руки. Она сделала глубокий вдох. Глаза прикрыла, смиряя ярость и заговорила иным, спокойным тоном. — Ему хуже. И ваше присутствие может…
Парень сделал глубокий вдох и открыл-таки глаза.
Золотые.
Мать мою… прости, мама, но я в жизни не видела золотых глаз.
— Див! — взвизгнула Свята. — Он… он…
Он закрыл глаза.
Запикали приборы, заставив Цисковскую позабыть о нас и броситься к парню.
— Тихо, — я оттащила Святу, которая явно готова была помогать, хотя о помощи её никто не просил. — Не мешай ей.
Сила целительницы ощущалась горьким ветром. Она клубилась, обнимая, ощупывая Дивьяна, который снова лежал смирно, будто и не было ничего.
Смолкли приборы.
И…
— Ты, — Цисковская повернулась ко мне. — Подойди. Будешь ассистировать.
Что?
Да она в своем уме…
— Момент, — Цисковская почувствовала мое смятение. — Нельзя упустить. Это важно. Просто держи.
Что держать?
Хотя…
— Тут ведь врачи…
— Только дежурный, да и тот окулист.
— А…
— Это тихий город, — она сжала голову парня руками. — Здесь редко что происходит, потому да, оборудован госпиталь отменно, но в остальном… так, смотри, это питающие потоки. Давай, подключайся.
Я никогда…
Нас ведь до настоящей целительской практики и не допускали, потому что силенок у нас не хватило бы. Да, кровь заговорить, первую помощь оказать или там целительский амулет общего профиля активировать я могу, но и только.
Впрочем, сейчас я видела эти самые потоки.
И собственные парня, хрупкие, истончившиеся до крайности. Таки тронь и порвутся, даже не тронь, просто… любой всплеск силы может по ним ударить. А я свою почти не контролирую.
Но…
Она тянется к той, другой, что выходит из рук Цисковской, дополняя, свиваясь единым жгутом, который дальше распадался на тысячу нитей, а уже те бережно обвивали энергетические линии парня.
Все как на плакате.
Удивительно.
Вот восходящие энергетические потоки.
Вот нисходящие…
— Так и держи, — в голосе Цисковской мелькнуло одобрение. — А ты… как тебя звать?
— М-марика.
— Говори с ним.
— О чем?
— Не важно. Главное говори. Смотри на него. И постарайся подстроиться под дыхание. Он вдыхает, ты вдыхаешь, а потом, как получится… я тебе скажу, что дальше.
— Я не знаю, о чем говорить!
— Да хоть сказку рассказывай! Или песни пой. Главное, он реагирует на твой голос… где ты эту девицу взяла?
— В магазине, — честно ответила я, стараясь не отвлекаться. Сила уходила. Через Цисковскую, в парня… через него, но будто в пропасть, потому как тонкие нити его энергетического каркаса не становились толще, да и вялый источник все так же поблескивал искоркой, которая того и гляди погаснет.
Не погаснет.
— Я… я сессию сдала, — шмыгнув носом, сказала Марика. — Петь не буду, извини. Слуха нет совершенно. Я когда-то хотела в актрисы пойти. Или в певицы… начала дома тренироваться, так соседские собаки выли.
— Это ничего, — вмешалась Свята, которая явно не могла смириться с тем, что из всех тут лишь она не при делах. — От моего пения они вовсе разбегаются.
— Поэтому пошла на экономический… как… мама сказала, а я не знала, кем хочу стать, если не актрисой… ну и тоже пошла. В модели попробовала было, но сказали, что я слишком толстая, а худеть…
— Чушь какая! — не выдержала Цисковская, на мгновенье отвлекшись. — У тебя нормальный вес, даже я бы сказала, что телосложение астеническое.
— Я пробовала худеть, но как-то не получалось, что ли…
— И радуйся.
— А сессию вот на отлично… не скажу, что нравится, но может, потом найду призвание. Если жива останусь.
— А с ней что? — поинтересовалась Цисковская, бросив на Марику быстрый взгляд.
— Дурость давняя, — ответила я Цисковской. — Обряд провела. На суженого…
— Стало быть… отлично! Просто отлично. Теперь держи, смотри, может, пойти всплеск, если так, то постарайся погасить.
— Я…
— Времени нет. А ты говори, что смолкла?
— А еще я волонтером быть хотела… в приюте помогать. Для животных. Но они меня почему-то боятся… особенно собаки.
— Не удивительно. Раз…
Я напряглась.
И волну-таки поймала, которая пошла раньше, потому как до трех Цисковская считать не стала, на втором счете взяла и вытащила трубку, которая выходила из горла парня. Он снова дернулся, захрипел, и тонкие нити его энергетического каркаса вдруг полыхнули светом.
И погасли.
Но глаза он открыл. Заворчал.
И…
Отключился.
— Дышит, — сказала Цисковская, вперившись взглядом в экран. — Все-таки дышит… надо же.
И такое искреннее удивление. Твою ж… какого она трубку вытаскивала, если не была уверена, что парень сможет дышать сам? А он дышал. Сипло. С присвистом. С хрипом и клекотом в груди, но дышал.
И приборы, которые запикали было возмущенно, успокаивались.
— Все, можешь отпускать… молодец, — Цисковская снова сжала голову парня. — Мозговая активность всплесками… и это хорошо. Скорее всего, хорошо.
— Скорее всего?
— Эта активность отсутствовала. С самого первого дня. И будь тут кто другой… — Цисковская руки убрала и вытерла пальцы салфеткой. — Я бы порекомендовала… использовать материал.
Материал?
Парень лежит вон. Бледный. Худой. Но живой.
— Звучит не слишком красиво, да, — Цисковская убрала салфетку и огляделась. — Однако реальность такова, что без мозга тело — это лишь набор органов и тканей, которые весьма часто нужны другим пациентам…
Звучит и вправду не слишком красиво.
— И лучше так, чем годами смотреть, как это тело медленно угасает…
— Он живой! — Марика нахмурилась. — Живой он! Он просто… заблудился!
— Где? — этот голос заставил вздрогнуть не только меня. А я уже и забыла, что позвонила Мирославу.
Как давно он стоит?
И что слышал?
Явно больше, чем хотелось бы Цисковской. Она вон и поморщилась, бросила на меня укоризненный взгляд. Ну да, оно, может, не слишком красиво, но откуда мне было знать, не выставят ли нас отсюда, запретив возвращаться.
— Извиняться не стану, мое мнение вы знаете, — ответила она спокойно.
— Ему лучше?
— В какой-то мере, определенно, — Цисковская склонила голову. — Давайте побеседуем не здесь. Все-таки парень все еще слаб, да и чем больше людей, тем больше заразы. И поверьте, в его состоянии хватит банального ОРВИ. Так что…
— Я останусь! — сказала Марика, не повернув головы. — Я… не могу уйти. Понимаете?
— Понимаю, милая, — тон Цисковской изменился. — Конечно. Ты можешь остаться. Я распоряжусь, чтобы принесли обед. Или тебе еще что-нибудь? К слову, его пока не корми, может подавиться. После интубации глотательный рефлекс нарушен.
— Я тоже побуду, — робко попросила Свята. — Ну… если это не очень повредит. А вдруг ему хуже станет…
— Не станет. Хуже в ближайшие часы точно, а там будет видно. Идем.
Цисковская развернулась, не удостоив меня и взглядом, впрочем, как и Мирослава, который любезно отступил, пропуская меня вперед.
Чую, разговор будет интересный.
В кабинете Цисковской пахло травами и кофе, а так обыкновенный кабинет. Не слишком, к слову, роскошный. Да, просторный довольно и мебель добротная, но не более того. Стол. Ноут на нем. Шкаф, за темными стеклами которого проступают силуэты то ли папок, то ли книг.
Массивное кресло Цисковской.
И еще пара — для посетителей.
Мирослав развернул одно ко мне и отвесил короткий поклон.
— Итак… — Цисковская заняла свое место. — Могу я узнать, где вы отыскали эту девушку?
Мирослав кивнул, присоединяясь к вопросу.
А я что? Мне не жаль. Рассказала. Правда, получилось немного путано. И глупо, если честно. Шла, шла и нашла…
— Интересно, — Цисковская сцепила бледные руки. — Весьма…
И замолчала.
А я…
Я пыталась сложить эту мозаику. И по всему выходило, что Гор и Дивьян столкнулись с чем-то, что разрушило связь души и тела.
И Дивьяну досталось сильнее, если Гор сумел очнуться. Может, Дивьян и нашел это… эту вещь? Вещь определенно. Главное, что тело попало в больницу, а душа оказалась где-то… вовне?
Заблудилась.
И пыталась выбраться.
А тут Марика с обрядом, открывшим врата туда, куда здравомыслящим людям соваться не след. Главное, что она подарила этой душе свою силу, и кровь, и привязала её к собственной. А вытянуть — не вытянула.
Эти мысли я и озвучила.
— Похоже на правду, — согласилась Цисковская. — Наина… когда все случилось, мальчика возила к роднику, тот связи крепит.
— А вы?
— А я не имею привычки рисковать здоровьем пациентов. Этот родник…