Я вот, честное слово, соваться к нему не хочу. Категорически. В прошлый раз провалилась, но жива осталась. А в следующий может и не повезти.

— Ты ж сам сказал. Вода живая. Вода мертвая. Как знать, какую принесу? А ну как отравится твоя ненаглядная? И помрет?

Щека Гришеньки дернулась.

Думал о том? Конечно, думал. И… и его ведь устроит. Вполне. Бывшая любовница отравила из зависти молодую жену. Гришкина репутация, конечно, пострадает, но не так, чтобы сильно. Он горе изобразит горькое. Слезу пустит прилюдно. И покается в грехах молодости. Такое любят… конечно, Игнатьев… хотя, если он жизнь свою с дочкиной связал, то сгинет и Игнатьев. И будет Гришенька свободен для поиска новой подходящей супруги. Ну или иных свершений.

— Нет, — сказала я жестко. — Это я на душу не возьму.

— Теща моя… точнее даже не теща, а бабка Машкина уверена, что источник поможет, — нехотя произнес он. — Там вода… такая… я вот пробовать не рискну. А Машка, она ж по сути дитя. Туповатое, наивное. Безгрешное. И с чего бы ей травиться? Розка сказала, что вода эта в душе муть поднимает. Какая там муть? Вон, розовые сопли одни.

Права ли эта Розалия?

Нет?

— Она с тобой пойти готова. Сама воду взять. Сама принести. Ты там только проводником будешь и все.

Будь все так просто, князь бы давно уже понял. Или не он, а предки его…

— А она что думает?

— Кто?

— Машка твоя.

— Для думать мозги иметь надо, — отозвался Гришка. — А у нее в голове ванильные облака и блесточки.

— Тогда нет.

— Что «нет»?

— Все «нет», — я поднялась. — И тебе пора.

— Янка, не дури… надо заплатить? Заплачу. Вот сколько скажешь… хотя Игнатьев еще та зараза, чистоплюй хренов…

Чем дальше, тем больше его уважаю.

—…но кое-что есть. Или вот свести могу с кем. Протекцию составить. Знакомства правильные многое решают. А то и вовсе ко двору. Хочешь?

— Нет.

Нисколько. Мне и тут неплохо живется.

Гришка прищурился, поглядел на меня презадумчиво. А ведь не только я его изучила. Он меня тоже.

— А тебе совсем её не жаль? Ты же у нас всегда и всех жалела, сирых, убогих… она ж помрет.

— Не факт. Если это онкология, то может и не передаться. Тем более Игнатьев твой наверняка не дурак, стало быть, проверяет доченьку. И лучшие целители при ней стоят, верно? И болезнь, если та вдруг случится, поймают в самом начале.

Губа Гришкина дернулась.

— Не поймают, — он тоже привстал. — Розка… в общем, это её грехи, за которые не ей отвечать. Не знаю, что она там натворила, но точно Машка заболеет и помрет. Её мамаша умирала долго. Мучительно. Ей ни целители, ни обезболивающие под конец не помогали. Живьем гнила, почитай…

Сволочь.

— А она, конечно, тебе не друг, но… девчонка, чуть тебя моложе. Ей бы жить и жить. Ребенка растить…

Про ребенка он это зря сказал.

— Как я бы растила нашего, да? — вкрадчиво поинтересовалась я. И Гришка скривился сильнее прежнего.

— Это был твой выбор, — буркнул он в сторону.

И окончательно поднялся.

— Ладно, — сказал он. — Вижу, что толку от тебя нет… но ты подумай, Яночка. Хорошо подумай. Понимаю, что у тебя головокружение от успехов… такое вот случается. Вчера была никем, а сегодня вот сила, дом… но что ты будешь делать, когда сказка закончится?

— Понятия не имею. Но что-нибудь да придумаю.

Глава 29

На площадь, где народу осталось чуть меньше, чем было накануне, но не сказать, чтобы сильно меньше, я не опоздала. Хотя, конечно, с нарядом промахнулась.

Джинсы.

Майка. И волосы в хвост собраны, чтобы не мешали. Среди девиц в легких летних платьях разной степени открытости я выделялась какой-то… неряшливостью, что ли.

Накраситься стоило хотя бы.

А лучше и вправду сходить, прикупить себе приличной одежды. Но… нет, время было. Не было желания. Гришка, поганец, знал, куда ткнуть.

Я пыталась.

Честно.

Пыталась и не могла выбросить из головы эту, почти незнакомую мне Машку, которая умрет, но не потому, что сделала что-то плохое. А… почему?

Генетическая предрасположенность? Есть подобное. Или…

— Доброго дня, — Цисковская была в льняном сарафане нежно-бирюзового оттенка и шляпке. — Вы выглядите усталой. Кстати, знакомьтесь, моя внучка. Ульяна.

— Рада познакомиться, — без особой радости в голосе произнесла высокая модельной внешности девица. И главное, лицо у нее такое, что хоть сейчас на обложку, при том что макияжа — ни грамма. Я, может, не великий специалист, но способна отличить его отсутствие или макияж, сделанный так, чтобы казалось, будто его нет.

— И я, — не очень весело сказала я. — Рада… наверное.

— Вы поболтайте, — Цисковская ткнула внучку под ребра. — А я пройдусь, пообщаюсь… видела, кажется Столыпиных… грешно будет не поприветствовать старую подругу. Не вежливо.

— Погодите… — я вдруг поняла, что встреча-то может полезной быть. — Скажите, а есть такие формы рака, которые при беременности случаются? И причем очень агрессивные…

— Есть, — ответила Ульяна, поглядев на меня, кажется, с интересом. — Довольно редкий случай. Гестационная трофобластическая неоплазия. Причем да, лечить её крайне сложно. Раньше смертность достигала ста процентов.

— А сейчас?

— Сейчас… скажем так, немногим меньше. А вам зачем?

Для общего развития.

Цисковская уже куда-то подевалась, а вот Ульяна есть. В конце концов, почему бы и нет. Она же медик, да и из древнего рода целительского, что тоже что-то да значит.

— Есть одна знакомая, которая сейчас… в положении. Её матушка умерла от рака сразу почти после родов. И родственники опасаются, что все повторится.

— Это вряд ли, — Ульяна перекатилась с пятки на носок и обратно. — Это, конечно, патология и страшная, но с наследственностью данный вид рака не связан. Насколько мне известно.

Она задумалась.

И крепко так.

— Познакомите? — уточнила Ульяна спустя минуту или две. — И хорошо бы полный пакет документов… так уж вышло, что это моя специализация.

— Нео… — я вдруг поняла, что забыла, как оно звучит.

— Неоплазия? Не совсем. Я занимаюсь гестационными трофобластическими болезнями.

Ни о чем не говорит. Но киваю. Надо хотя бы показаться умной. Правда, не выходит. И снисходительная улыбка Ульяны о том говорит. Но обижаться не обижаюсь.

— Это болезни… разного рода, онкология тут — крайний вариант, которые возникают у женщин при беременности или после, в результате неправильного развития плода. Тут множество факторов на самом деле. И пусть чисто статистически явление нечастое, но последствия самые серьезные. Да и тема слабо изучена, а это всегда интересно. Так что… моя бабушка, конечно, куда более опытна как целитель. Но в том, что касается именно этой части — я знаю больше.

Удача?

Нет, действительно, удача? Вот так просто?

Снова?

— Так что, если у меня будет возможность взглянуть на вашу… знакомую…

Не совсем знакомую. Подозреваю, со мной Машенька знакомиться не захочет.

— Я буду рада, — закончила Ульяна. — И да, у меня есть пара интересных идей. Такого рода необластомы отличаются от классических опухолей. Именно поэтому традиционные методы срабатывают плохо. А вот если попробовать зайти с другой стороны…

У нее взгляд загорелся.

И наверное, это хорошо. Для исследователя.

— Я… скажите, а если не наследственность? — я уцепилась-таки за мысль. — А если проклятье? Такое вот… наследуемое? Они же встречаются.

— Встречаются, — чуть подумав, согласилась Ульяна. — Это категорически незаконно. Но… если наложили лет двести тому, тогда да, тогда законы далеко не всегда соблюдались.

Она поднесла палец и прикусила ноготь, причем обрезанный по корень ноготь. И лаком не покрытый.

— А ведь любопытно… проклятье, которое бы активизировалось при определенных условиях. Беременности, скажем. Спящее в основное время, оно было бы незаметно. Но в случае беременности… да, пожалуй, оно могло бы спровоцировать нарушение развития локусов хориона, а там уже… — Ульяна встрепенулась и вцепилась мне в руку. — Я должна её увидеть!

— Я…

— Я знаю, что бабушка хочет, чтобы вы отдали мне силу. Мне это не надо! Бабушка, конечно, не слышит, а мама все надеется сохранить с ней хорошие отношения, поэтому послала меня сюда. Раз уж бабушка… у нас с бабушкой без нужды не спорят.

— Понимаю.

— Вот… на самом деле мне своей силы хватает, даже слишком. Диагностика не требует большого количества. Оно мешает даже. Чем больше силы, тем сложнее её контролировать, поэтому я и пошла на диагностическое отделение. И я там лучшая!

— Охотно верю.

— Мне это интересно! На самом деле.

Этак