Шрифт:
Закладка:
– Сим-сим откройся, сим-сим отдайся, да ты не бойся и не кусайся!
«Выхожу из себя». Смотрю через энергопотоки на дверь и запорное устройство. Замок. Даже не ржавый. Бронзовый. Бронза не ржавеет. Она окисляется. Тот же процесс, но вид с боку. Но замок не окислился. Магия? Или это… как там старик сказал? «Самой сущностью своей»?
Ключа, конечно, нет. Но я же телекинезом могу не только проламывать черепа разным животным разной степени разумности и симпатичности, но могу же и чуть-чуть тоньше действовать. Могу? Или не думаю? Бывает же, что человек кузнечным молотом плющит пудовые заготовки, со всего размаха способен этим молотом забить иголку в доску до полного сокрытия иглы в древесине и, не сломав доску молотом, а вот простой ниткой в ушко этой же иголки не попадает.
Фух! Могу! Механизм замка срабатывает, зубчатые шестерни проворачиваются, извлекая бронзовый брус запоров из пазов. Чуть тяну дверь на себя тем же «усилием воли». Дверь распахивается. С шумом разгерметизации. Опа! Да там была подпорка давлением воздуха!
– Не дышать! – рыкнул я.
Я не знаю, чем было заполнено помещение. Вдруг там не просто воздух? Опять вожу руками в воздухе, бормоча: «Разгерметизация барокамеры!», собирая весь этот подозрительный воздух в одно место. Сложно было разом сделать зону пониженного давления под дверью, чтобы разреженный воздух вытягивал атмосферу из помещения за дверью, и разом упрессовывать выходящий воздух в некую сферу.
На помощь неожиданно пришёл старый маг. Я почувствовал движение биоэнергетических потоков, а поскольку я так и был «вне себя», да ещё и «на взводе» от мрачности окружающей обстановки среагировал на применение магии старика. Но достаточно взвешенно отреагировал – не долбанул в старика «главным калибром», а успел разобраться, что маг не меня атакует, а создал конвекцию воздуха двумя разнонаправленными сквозняками – «свежий» воздух подземелий шёл вдоль потолка, а подозрительный воздух – по полу, прочь. Восхитился простотой и изяществом решения и повторил.
Со всей своей дурной силы. Аж уши заложило. Но зато всего через несколько секунд открыл дверь полностью и шагнул в арсенал, выставив согнутую в локте левую руку, как щит, со Штыком в правой руке.
– Ни души! – гаркнул я.
Тут же влетели и остальные. Кочарыш, помня последний урок, сразу развернулся к выходу. Дудочник тоже не стал отрывать своих лопаток от плеча братка.
– Это настоящее сокровище! – восхитился я. – Ну, вот, братва, мы и вооружены! Тут не только на всех хватит! А и на вырост останется!
– Утащить бы, – качает головой Дудочник.
– То да! – киваю я.
Беру с полки глубокую каску необычной, но характерной формы. На полке стоял целый рядок таких металлических горшков. Но шлем в моей руке был с пупырышем. С держателем для перьев либо пучка волос. Видел такое. Используется в Мире вместо погон. У сержанта-десятника одного вида плюмаж на шлеме, у офицера-сотника – другой. Знать предпочитает нестандартные шлемы индивидуального изготовления и выделки, что само по себе отличительный признак. И это верно! В горячности боя друг должен отличить соратника от недруга, даже не с одного взгляда, а мимолётно, лишь углом зрения. Только вот подбивка шлема и ремни затвердели, засохшей шелухой семян подсолнуха осыпались под моими пальцами.
– Ничего! – бурчу сам себе под нос. – Подобьём! Ремни тут умеют делать все кому не лень. У нас даже жабья шкурка есть. А вот сталь ковать тут сложно!
Один из ребят даже попытался надеть на себя шлем. Его голова была покрыта лишь собственными волосами, что есть не лучший вид брони. Вытерпел он недолго – шлем был подбит гвоздями. Подбивка осыпалась, а подбивочные гвозди-шипы впились в кожу головы мелкими москитами.
Под ногами хрустели хворостом стрелы. Поднимаю одну. Оперение пропало. Ржавый наконечник был вполне нормальным, не насквозь проржавел, шкурочкой потереть и заблестит. А вот древко стрелы было очень странным – на ощупь твёрдое, как камень, но столь же и «эластичное», как гипсокартон – чуть согнул стрелу, она с треском разлетается даже не щепой, а крошевом.
– Дерево окаменело? – удивляюсь я.
Старик водит носом по древку стрелы, но что он бормочет – понять не могу. А «прибавлять громкость» лень.
Потому как не надо удивляться! Это же Мир! Тут мертвые не то, что ходячие, а реактивные, как страдающие бешенством и диареей прибалты, тут люди проводят трансмутации веществ так же обыденно, как и утренний туалет. Создают молнии, огонь, камни из ничего! Тут есть магия! Ну, окаменели тонкие стрелки всего за несколько десятилетий! И что? Да ничего! Бывает!
К счастью, не все деревянные изделия окаменели. Только те, что валялись на полу. Да, сами стеллажи окаменели. А вот копья на этажерках не утратили своих свойств.
Причём копья отличные! Широкий, тяжёлый, длинный наконечник, формой похожий на меч римского легионера, насаженный на прочное древко овального сечения, чтобы удобно было не только колоть таким копьём, но и вполне себе рубить им, как алебардой. Отличное приобретение! Годно не только против живых, но и нежить развалить. Длина так же подходящая для боя – метра два.
Либо около того. Потому как линеек и рулеток метровых я ещё не повстречал, а ориентироваться по собственному телу, привычный метод, не могу – у меня хоть и второе тело, но и оно не измерено в метрических миллиметрах. И опереться не на что. Я даже не знаю своего роста в сантиметрах! Ну, чуть выше среднего. А какой тут средний рост? 175? 160? 140? Не могу знать!
Щиты двух видов, круглые кулачные и большие овальные, с выемкой под копьё, лежали стопками прямо на полу. Потому нижние ряды окаменели, верхние нет, но все они утратили ременной обвяз, ремни осыпались от прикосновений, как разбитые тонкостенные глиняные сосуды.
– Стрелы связками висели под потолком, – говорит тот юноша, что не смог зажечь нормального Светляка, – как и запас заготовок под рукояти древкового оружия. Отец так делал, чтобы не отсыревали. Верёвки истлели, вот связки стрел и осыпались на пол. А тут, вот это, наверное, запас тетивы был. Для этих вот самострелов. Зря их тыльниками лож на пол поставили.
– Ну, они явно не рассчитывали пережить потоп, – пожал я плечами.
– Они и не пережили, – буркнул Кочарыш, и так, и этак примеряясь к щиту. Но сейчас этот щит был просто изогнутой бочкой столешницей без ножек и ручек.
– И доспех теперь
