– А как ты думаешь тащить всё это? – спрашивает незадачливый огневик. – Это же бронза! А коней у нас совсем ничего. Знать бы, мешки бы хоть заплечные взяли поболее вместимостью.

– Знать бы, где упадёшь, соломки бы подстелил, да, нелепость? – поворачиваюсь я к нему.

Я всё ещё «вижу энергопотоки», потому к давно появившимся неувязкам с этим «прилипалой», давним вопросам к нему, выплыли и новые обстоятельства. И язык он тут недавно протянул. Ладно, раньше я думал, что он одарённый из простолюдинов, что учился понемногу и как-нибудь, без денег-то? Ну и нахватался повадок знати. Но паренёк только что поведал о социальном статусе собственного отца, что имел собственный арсенал, а это ранг, начиная от смотрителя, то есть знать, заодно открыв и своё вполне законное рождение. Отец для чего таскал дитя по арсеналам? Учил, планировал передать ему своё дело. Ублюдков к хитростям управления не допускают, это чревато преждевременной передачей власти без желания ныне властвующего.

Да и дело не в достатке или социальном статусе! Что он делал в Чаше Погибели, что его погнало к Тёмным? А его энергоконтур хранит память о кольце на пальце, которое он сейчас не носит, но носил и использовал так долго, что след кольца глубоко пропечатался в его энергетической структуре. Кольцо мага, получаемое только по завершении Школы. Но он не может даже элементарное заклинание светильника наворожить. Неувязка это. Не получил бы кольца, не усвоив неких ступеней владения Школой. Вот такие и возникали у меня вопросы из-за этих неувязок. Вопросы не слишком спешные, но раз уж подвернулся такой случай, что не спросить?

– Кто это тебя так ловко проклял, а? – спрашиваю я, взвешивая в руке простой, но довольно неплохой, тяжёлый пехотный меч.

– Проклял? – дал петуха горлом юноша, весь при этом как-то поник, будто из него все кости разом вынули. Того и гляди, в обморок грохнется.

– Так бы и сказал, что эта девка, из-за которой ты и бежал из дому, ведьма! – Пизань хлопнул Нелепость по плечу, чуть не свалив его на пол.

– Ведьма… – тихим, потерянным голосом выдохнул юноша. Его бледность была особенно разительной при свете кристалла старика.

– Говорила мне мама ведьмочек не любить, – хохотнул Дудочник, – а я вот их…

– Давай твои любовные пристрастия позже обсудим, – поморщился я, – где-нибудь за столом, да под кружечку.

– Это конечно! – хмыкнул Дудочник. – Но даже я знаю, что силой ведьму… как бы, чревато! Хвостик-то отсохнет!

– Так ты ещё и насильник! – откинул голову я, с прищуром смотря на Нелепость, который вообще втянул голову в плечи. Того и гляди разревётся. За двадцать уже, а совсем ещё мальчишка! Слезливый, но насильник! Некрасиво!

– Бабу снасильничать… – морщусь я, – как бы… Не делает тебе чести, юноша. Конечно, бабы разные бывают. Но в основном баба мужику не ровня. Одолеть её, сломать много труда не составит. Только вот…

Глубоко вздыхаю.

– Вещь, даже, вон, Чижика бить не хочет, – говорю я. – Потому как он заведомо сильнее, чем этот знатный выкидыш. Мужик, а тоже избегает поступков, что не делает ему чести.

Кочарыш сначала растерялся от моих слов, потом вскинул нос, победно улыбнулся и чётко, по-военному кивнул мне, как это принято среди знати в знак признательности. Я в ответ лишь чуть развел руки, показывая этим, что не хотел похвалить Вещь, но к слову пришлось, что ж теперь?!

– Не чувствую я Проклятия, – подал голос старик, – а я десятилетиями учу таких вот бестолочей, как эти юноши, проводить проверку Магическим Взглядом на Воротах Города.

– Да? – удивился я.

– Хотя я и твоей силы и сущности не вижу, – добавил старик. – Но с тобой хотя бы понятно, куда мне тягаться с Повелителем?! Или это была не ведьма, либо её сила столь велика и мастерство её такое тонкое, что мне не по силам это увидеть. Но разве дала бы над собой измываться ведьма такой ступени мастерства?

– Верно, старый, – киваю я. – Одно ясно – попал ты, парень! И виноват в этом ты сам!

И раз уж зашла речь об этом, то, как говорится, чтобы два раза не вставать, попробовал разобраться в клубке проклятия, как это уже делал раз… С одним несчастным мальчиком… Мать которого меня предала. Продала.

Ох, как больно защемило в груди! Чуть не взвыл!

Отвлечься! Немедленно! На что угодно, лишь бы не думать, не вспоминать!

– Ты, старый, прав! Сделано всё столь тонко, так всё сокрыто под естественные потоки самого этого насильника, что и не приметно. Как своё собственное, по-свойски… Хотя…

Я уже находился на пределе концентрации. Взвинчен до предела. Пытаюсь отвлечься от боли в душе, разбираясь с энергопотоками юноши.

– Да что это за хреновина тут наверчена, твою мать?! Мать! – это я размышляю вслух матом, потом не матом. – Мать? Это была родственница? Твоя мать?! В натуре?! Ты!..

Я сначала отшатнулся от урода, воскликнув:

– Вот ты выродок!

И тут в голове моей как взрыв светошумовой петарды от ярости. Нависаю над ним. От моей оплеухи открытой ладонью сбоку по шее и в ухо заодно, уж куда ослеплённый ненавистью попал, урода сносит с ног, он летит по арсеналу и телом своим ломает стеллаж.

Убил бы! Тьма и взрыв багрового света ярости! Я ничего не видел вокруг! Собственную мать!!! Да что за уроды!!! Что ж происходит с этими людьми!!! С этими недолюдьми!!! Мерзость! Мерзость! Уничтожу!!!

Убил бы, если бы не Дудочник. Что встал между мной и этим выродком. Казалось, что мне, Порученцу Смерти, какой-то бродячий музыкант? Сплюнуть и растереть! Но я почему-то не смог пройти через Дудочника. Возможно, что воля и решимость этого странника были той самой каплей, что качнули эмоциональные весы моей психики к равновесию. Возможно, что-то ещё. Но я не убил выродка.

– …Чего ты хочешь от них? Благородства? Чести? – кричал мне в лицо Дудочник. – От выродков, пережёванных и отторгнутых обществом? Выблеванных на Большую Дорогу? Они – такие! Посмотри на них! Отверженные и оскорблённые! Изгои! Ни к чему не годные! Им не осталось ничего, кроме Тьмы! И никому они не нужны, все от них отвернулись, …кроме тебя!

Но и я тоже отвернулся к стене, глубоким дыханием пытаясь хоть чуть успокоиться. Бродячий музыкант кричал уже во всю мощь своей глотки, но я его слов просто не услышал. Никаких. Потому как меня опять накрыло.

Что я делаю тут? Зачем? На кой ляд мне этот отстой, мусор рода человеческого? Ну,