– Откуда вы знаете? – спросил я.

– Я сам его похитил, когда он был ребенком, – признался старик.

Альберт снова стал переводить:

– Моя внучка хочет, чтобы белоглазая женщина жила с нами как наша рабыня, – заявил белый апач Индио Хуану. – Набег был такой же ее, как и твой. Это она привела вас к ним. И поэтому она заявляет права на пленницу.

Индио Хуан смерил белого апача убийственным взглядом. Верзила продолжал нависать над ним. Эти двое явно ненавидели друг друга.

– Я свое слово сказал, – произнес белый апач.

Тут Толли прочистил горло.

– Простите меня, друзья, – заговорил он, подходя к белому. – Позвольте представиться, – он протянул руку для пожатия. – Я – Толберт Филлипс-младший. Из железнодорожных Филлипсов, Филадельфия.

– Черт побери, что вы затеяли, Толли? – спросил я.

Белый апач с одобрением посмотрел на Толли и что-то проговорил по-апачски.

Толли засмеялся своим пронзительным ржущим смехом. Он явно сильно нервничал и поэтому болтал что бог на душу положит:

– Ох, я… что называется, «с корабля»… Боюсь, я ни слова не понимаю на вашем языке. Впрочем, это не совсем правда, одну фразу я знаю…

– Даже не вздумайте, Толли, – пытался предупредить его я.

– Толли, вы дурак! – крикнула Маргарет. – Вы что, не видите, что он не понимает по-английски?

– Но он ведь такой же белый, как мы, – в озразил Толли. – По-моему, он похож на ирландца. – Он с надеждой посмотрел на верзилу и сказал: – Держу пари, в вас течет ирландская кровь, сэр.

– Где мы, по-вашему, Толли? В кампусе Принстона? – с просил я.

– Я всего-навсего пытаюсь завязать с этим джентльменом, который, как видно, пользуется здесь влиянием, цивилизованный разговор.

Белый апач снова что-то сказал. На этот раз ему ответила девочка.

– Он хочет знать, – принялся переводить Альберт, – зачем они привели белоглазых в поселок, вместо того чтобы убить их.

Тут выступил вперед Джозеф. Низенький, рядом с гигантом он казался ребенком.

– Я – в оин, некогда известный как Гозо. Много лет назад я захватил мальчика по имени Чарли, который вместе со своими родителями двигался по дороге из Силвер-сити, шахтерского городка белоглазых. Мальчик спал в люльке за спиной матери. Мальчик жил со мной, моей женой Сики и нашими детьми и стал мне как сын. Когда американские солдаты пришли в Мексику и напали на наш поселок, меня не было дома, я тогда вместе с Манусом и Джеронимо отправился в набег на мексиканцев. Когда мы вернулись, многие из наших умерли, а еще больше покорились. Мы держали совет и тоже решили покориться и, когда мы с белым флагом в руках пришли в лагерь натан-лупана, я надеялся найти там свою жену и своих детей, и мальчика Чарли в том числе. Но я их не нашел. Я никогда больше их не видел. Даалкида агуудзаа. Это было много лет назад.

Белый апач долго смотрел на Джозефа.

– Я помню воина Гозо. Но в моей памяти он остался как крупный мужчина, мужчина большой Силы, я боялся его.

– Это потому, что тогда ты был маленьким мальчиком. И потому, что теперь я – старик. Старея, мы становимся все меньше и меньше, а наша сила уходит в землю, откуда возникла, пока совсем не уйдет, и тогда нас уносит ветер.

– А теперь, наверно, воин боится мальчика, – проговорил Чарли, нависая над стариком.

Джозеф улыбнулся.

– Нет. Боится не больше, чем ветра. А вот мальчик, возможно, все еще боится воина.

Белый апач презрительно рассмеялся:

– Никакого воина я перед собой не вижу. Я вижу только старика, который так долго прожил с белоглазыми, что сам стал почти белоглазым.

Старик кивнул.

– Да, это так. А я вижу белоглазого, который так долго прожил с апачами, что сам стал почти апачем.

– Он больше апач, чем старик. Зачем ты вернулся? Ты шел с белоглазыми?

– Я привез вам девочку. Разве она не рассказала тебе, что мы спасли ее из мексиканской тюрьмы?

– Да. И именно поэтому вы еще живы.

– Мы вернули тебе внучку и просим взамен вернуть нам мексиканского мальчика.

– Разве ты еще недостаточно предавал Людей? Теперь ты снова навел на нас белоглазых и мексиканцев?

– Они хотят только вернуть мальчика.

– Не понимаешь, что ли? Тому, кто попал сюда, никогда не разрешат уйти. С чего бы нам возвращать мальчишку Хуэрты? Он теперь наш. Мексиканские ранчеро – наши враги. Они убивают каждого, лишь только увидят. И кроме этой женщины и мексиканского мальчишки, все белоглазые, которых ты к нам притащил, утром умрут. – Сейчас Чарли смотрел на Альберта, который по-прежнему переводил для нас этот разговор. – В том числе и вон тот, который говорит на нашем языке, но одет как белоглазый и сам на них похож. А что до тебя, старик, да, я помню воина Гозо. Я помню его как большого, сильного и храброго мужчину. А потом мы прослышали, что он подчинился нантан-лупану и стал разведчиком у белоглазых. Я позволю старухе Сики решать, на самом ли деле ты воин Гозо и что с тобой делать.

– Она еще жива?

– Ты пойдешь со мной, старик.

Чарли отдал приказ, резко схватил Маргарет за руку и потащил прочь. Она попыталась вырваться:

– Эй, необязательно быть грубым с девушками, чтобы доказать, какой ты сильный мужчина, – бросила она. Затем обернулась и послала нам храбрую улыбку: – Все будет хорошо. Позаботьтесь о мистере Браунинге.

Толли махнул рукой.

– Встретимся на танцах после ужина, дорогая, – явно бравируя, бросил он.

Джозеф и девочка двинулись следом за Чарли и Маргарет. Индио Хуан смотрел им вслед с выражением бешенства на лице.

Альберта, Толли, Браунинга и меня затолкали в одну из пещер внизу каньона. Снаружи караулить нас поставили мальчишку с ружьем. Все вещи у нас забрали вместе с лошадьми, мулами и ослами. У меня остался только блокнот да карандаш, которые я носил в кармане куртки. Браунинг спал.

– Должен сказать, большой белый мужчина страшно меня разочаровал, – проговорил Толли. – Я был уверен, что он как представитель нашей расы посочувствует нам.

– Все это больше не работает, Толли, – сказал Альберт. – Он сейчас апач, как если бы среди нас родился. Остальные тоже не воспринимают его как белоглазого.

– Что же, они не замечают светлых волос и бороды, бледной кожи и того, что он на добрый фут выше любого из апачей? – удивился Толли.

– Он теперь даже по-английски не говорит, – вставил я. – Но не думаете ли вы, что где-то в глубине души в нем живет память о прежней жизни, белых родителях, родном языке?

– Вот этого я и хотел коснуться, – подхватил Толли. –