Шрифт:
Закладка:
Он снова покупает Альде цветы. Сегодня не розы, а тюльпаны – розовые, чистые, крупные, на толстых мясистых стеблях. Она прижимает букет к груди так, словно нет подарка дороже. Тонкие пальцы, изящные кисти – этим можно любоваться долго. Хочется романтики и каких-то сумасшедших безумств, но приходится сдерживать себя, чтобы не выглядеть совсем уж раздувшимся от самодовольства ослом.
Но тихого уютного времяпровождения не получается: у Альды без конца звонит телефон. Она то отвечает, то сбрасывает звонки. Хмурит брови. Наверное, сердится. Макс видит это по плотно сжатым губам и глазам, что сверкают холодно, как обсидиан. Тёмный непроницаемый холодный камень. Порода, в которой нет тепла.
– Извини, – не выдерживает Альда, когда телефон звонит, наверное, в сотый раз. Она пытается накрыть его руку своей, но Макс невольно одёргивает ладонь.
– Всё нормально. Ответь.
И Альда, вздохнув, отходит в сторону. У Макса в груди пусто, будто вынули сердце. Он даже не чувствует биение собственного пульса. Она бы могла не отвечать. Отключить телефон, чтобы побыть с ним. Она ведь знает, как ему важно было именно это свидание, возможность побыть вместе в почти людном месте.
Макс себя пересилил, но Альда не оценила его маленький подвиг. Не смогла подвинуть какие-то свои очень важные дела и разговоры. Он даже знает, кто ей названивает с такой ослиной маниакальной настойчивостью. Этот её Коля. Разрисовать бы его под хохлому, чтобы перестал доставать его девушку.
Макс видит, как сердито Альда рубит рукой воздух, словно пытается перерезать невидимые путы. Он хочет и не хочет знать, что происходит.
– Прости, – возвращается она и наконец-то отключает телефон. – Я жду важный звонок. Но всё потом. Надо было сделать это сразу.
– Хочешь, я набью ему морду? – Макс пытается быть вежливым, но ярость его прорывается сквозь нейтральный тон.
Альда выдыхает шумно, смеётся и качает головой.
– Не стоит, Макс. Он даже этого не стоит, поверь.
Они пытаются есть, разговаривать, но хрупкое очарование свидания нарушено. У Альды грустные глаза, а Макс не может побороть желание спустить пар. И желательно на этом красавчике. Хотя он понимает: рано или поздно Альде всё равно придётся и объясниться с ним, и встретиться.
– Поехали домой, – грустно смотрит он на низкокалорийный десерт. Альда к нему так и не притронулась. Видимо, разговор испортил ей аппетит.
– Надо научиться с этим жить тоже, – говорит она после недолгого молчания. – Это часть жизни. Прошлое никуда не девается. Оно существует параллельно с нами, даёт о себе знать. Прорывается сквозь телефонные звонки. Я не слепая и вижу, как отличается моя семья и твоя. У нас не так.
– Тебя это держит? – спрашивает Макс и боится посмотреть на слишком серьёзную Альду.
– Уже почти нет, но я не могу до конца закрыть эти двери. Не общаться с матерью.
– А отец? Ты никогда не говоришь о нём. Он никогда не звонит тебе. Вычеркнул?
– О, нет, – сжимает она руль чуть сильнее, чем следует. – Он выжидает. Я не смогла выполнить предназначение из-за несчастного случая. Но это не значит, что отец оставил попытки пристроить меня повыгоднее.
– Коля в чём-то хорош для него?
Альда молчит слишком долго. Хочет соврать? Он поймёт, он почувствует её ложь. Хочется сказать: не стоит, не надо, но она и не пытается обмануть его.
– Я не знаю, – звучит как-то странно и задумчиво. – Не могу понять, что держало Колю возле меня. Чем он так хорош для родителей. Мать настаивает на том, чтобы мы… воссоединились. Насколько я понимаю, отец тоже не против. Я бы тоже не отказалась узнать, что всё это значит.
– А так бывает? – внутри Макса растёт протест. Желание защитить и спрятать Альду подальше от всех. Эгоистичное жлобское желание, но он ничего не может с собой поделать.
– Как видишь.
Она чего-то не договаривает. Но подробности можно узнать и чуть позже. Сейчас и этого откровения хватает с головой.
– Значит придётся встретиться и поставить все точки в этой мутной истории. А то там каша, слов не рассмотреть, смысла не понять.
– Как хорошо ты это сказал, – кивает Альда согласно. – Я уже думала. Мне не хватало духу. Я оттягивала. Но тяни не тяни, а нужно переступить и через эту черту. Иначе они потянут назад, как гири. Родители и их планы.
– Я не могу решить проблемы за тебя, – выталкивает воздух сквозь стиснутые зубы Макс. – Но я могу быть рядом, чтобы поддержать.
– Не надо, – мимолётно, скользяще проводит она рукой по его кисти. – Я справлюсь. А если будет тяжело, ты потом меня утешишь.
И звучит это слишком интимно. Так, что бьёт во все уязвимые места. И тем страшнее звучат Альдины слова, что обрушиваются на него, словно ледяной безжалостный душ.
– Я обещала тебе сюрприз. Сегодня я познакомлю тебя с самым любимым и дорогим мужчиной в моей жизни.
Альда
У Макса такое лицо, что Альда невольно сердится на себя.
– Это мой брат Валера, – произносит негромко, но очень мягко. У меня нет никого дороже и ближе. Если ты позволишь, он приедет сегодня вечером.
– Ты же не специально? – произносит Макс бесцветно. Лицо у него остаётся почти таким же, а плечи заметно расслабились. – Это ведь не игра?
Альда притормаживает и аккуратно заводит машину на стоянку возле какого-то здания. Молчит и смотрит на него.
– Я ничего не понимаю в играх, Макс. И лгать тяжело, практически невозможно. Лучше промолчать, если уж совсем никак нельзя по-другому. Иногда правда слишком жестокая, чтобы её произносить вслух. Я бы не стала намеренно вызывать в тебе ревность или смотреть, как ты отреагируешь на мои слова. Сказала, как чувствую и считаю. Я думала, ты помнишь. Кажется, я несколько раз рассказывала о брате и о том, как он мне дорог. Единственный близкий мне человек, для которого я не кусок мяса и не инструмент для ублажения чьих-то амбиций.
– Прости меня, – вот теперь черты его становятся мягче, а лицо перестаёт напоминать трещины в обветренных скалах. – В последнее время я много вспоминаю прошлое. Есть вещи, которые до сих пор слишком живучи. Я бы хотел забыть об этом, правда. Но память стереть невозможно. Это значит только одно: я должен поменять вектор своего отношения к подобным моментам, чтобы не подозревать, не видеть двойное дно там, где его нет и не может быть.
– Я не обижаюсь и не сержусь, – Альда прикасается к руке Макса, и он накрывает её пальцы горячей ладонью.
– Я ревнивый засранец, да?
У него дёргается уголок губ, но улыбка получается невесёлой, с горчинкой.
– Есть немного, – ей бы хотелось стереть с его лица печаль и досаду, но после марафона телефонных звонков, что устроили в кафе мать и Коля, она хорошо понимает, почему Максу сейчас непросто.