Ави позвонил в Ахзивский центр – оттуда обещали прислать за ними машину.

– Где-то тут было заведение с отличными салатами, – сказал он, закончив разговор. – Пойдем, братан, подзаправимся.

На краю привокзальной площади и в самом деле торчал киоск. Рядом с ним толпился народ – преимущественно солдаты с рюкзаками и китбэгами. За прилавком споро орудовала девушка. Моше взгромоздил на спину свой здоровенный мешок и двинулся вслед за лейтенантом. Навстречу им, расталкивая прохожих, неверной походкой ковылял бородач средних лет. Перед собой он обеими руками держал большую картонную коробку – как видно, тяжелую, судя по тому, как его шатало. Шедший впереди Ави едва увернулся, а вот отягощенный инерцией рюкзака Моше не успел: картонка задела его углом.

– Эй, дядя, поосторожней!

Даже не взглянув на него, бородач проследовал дальше, в сторону вокзала. Моше сделал еще несколько шагов и потерял сознание. Когда он очнулся, мир, включая площадь, киоск, людей и его самого, был совершенно не похож на то, каким был еще минуту тому назад. Взрыв раздербанил и сорвал с Авгина не только рюкзак, но и большую часть одежды – уцелели лишь висевшие на шее идентификационный жетон и свисток. Сквозь дыры разодранных штанин виднелась кровь, в коже армейских ботинок торчали невесть откуда взявшиеся шурупы.

– Живой? – Ави потряс его за плечо. – Можешь подняться?

С помощью лейтенанта Моше встал на ноги. Огромный мешок на спине, принявший на себя взрывную волну и смертоносный град стальных шариков и шурупов, которыми была начинена бомба, спас не только Авгина, но и его приятеля. Другие пострадали намного больше. Отовсюду слышались стоны и мольбы о помощи. Кто-то лежал неподвижно, кто-то поднимал, ронял и снова поднимал руку, наподобие обезумевшего семафора. Раненые, безуспешно пытаясь встать, возились на залитом кровью асфальте. От киоска остались только стены и прилавок, как после сильного взрыва… хотя нет, это ведь и был взрыв… Просто-бомба-какой-взрыв… Прямо перед Моше пучила мертвые глаза оторванная бородатая голова.

– Пойдем, пойдем… – лейтенант подхватил Авгина на плечо и потащил к краю площади, навстречу приближающемуся вою сирен скорой помощи и полицейских машин. – Мы с тобой теперь кровные братья, Моше. Не будь тебя и твоего рюкзака, лежать бы мне сейчас там, на асфальте.

Это была чистая правда: между смертью и лейтенантом стояли в момент взрыва лишь Моше Авгин и его мешок – прежде всего, мешок. Потом уже в больнице, где «кровные братья» лежали в одной палате, Ави много шутил о пользе тайманского кофе: как знать – может быть, именно медная джезва и металл газового баллончика остановили роковой шарик или шуруп по дороге к голове и позвоночнику Моше? Теперь уже не скажешь: джезва и горелка остались на площади вместе с прочим имуществом Авгина. В его новую жизнь из старой перешли у Нагарийского вокзала всего три составляющие: жетончик, свисток и «кровный брат» Ави-ашкеназ.

Моше изложил нам эту историю без запинки – по всей видимости, он рассказывал ее довольно часто и выучил наизусть.

– И ведь нельзя сказать, что Святой, будь благословен, не предупреждал меня, – проговорил он, задорно блестя черными глазами. – Иначе зачем прилипла ко мне эта дурацкая фраза про бомбу? «Бомба! – кричал мне Всевышний. – Там тебя ждет бомба!» Но разве люди когда-нибудь прислушиваются к Его словам?

– Вообще-то Всевышний мог бы выразиться немного яснее, – заметила я. – Неудивительно, что вы плохо его поняли. Кстати, мне тоже кое-что непонятно. Если вас спасла волшебная тайманская джезва…

– …и мешок, – вставил Авгин.

– …и мешок, – поправилась я, – то откуда тогда взялась инвалидность?

– Ага! – торжествующе воскликнул он. – Я ждал этого вопроса, госпожа Рита. Его часто задают нам, инвалидам «боевого шока», или, как это называется по науке, ПТСР – посттравматического стрессового расстройства. Потому что чисто внешне эта травма не сказывается практически никак. Чисто внешне, из моих ног выковыряли с полдюжины шурупов и шариков. Мелкие шрамы от них остались до сих пор, могу показать. Если сможете нащупать под волосяным покровом…

Авгин рассмеялся. Со стороны «Махлуфа Рубинштейна» послышался странный звук, напоминающий зубовный скрежет.

– Нет-нет, я вам верю, – поспешно отказалась я. – Пожалуйста, продолжайте.

Моше кашлянул, словно отмечая возвращение в режим заученного рассказа.

– Сначала я об этом и думать не думал. Ави выписали через три дня, мне стало скучно одному, и я стал проситься на волю. Не в Ахзив – при мысли об Ахзиве мне становилось дурно, – а назад, на родную базу, к привычной работе и привычной жизни. Меня отговаривали, просили полежать еще недельку, но я стоял на своем. Тогда доктора предложили сходить к психологу, но я отказался и от этого. На черта мне психологи? Кто вообще бегает по психологам, кроме психов? Я-то не псих!

Он победно воззрился на меня. Как видно, эта многозначительная пауза входила в историю составной частью, наряду с лейтенантом Ави, жетончиком и свистком. Наверно, Моше ждал от меня какой-то реакции, но я молчала, обеспокоенная новым, еще более громким рецидивом зубовного скрежета у себя за спиной.

– Я ошибался! – с оттенком разочарования провозгласил Авгин. – Да-да, это была трагическая ошибка! Со временем я понял, что просто не могу жить, как прежде. По ночам мне снилась оторванная голова на асфальте. Я видел ее так ясно, что различал каждый волосок в бороде. Мертвые глаза смотрели на меня и вдруг начинали моргать, а изо рта высовывался длинный язык и рос, и рос, и рос, пока не обвивался вокруг моей шеи. Я просыпался с криком, от удушья, и уже не мог заснуть до утра. Любой громкий шум, похожий на взрыв, отключал меня на неделю. Гром грозы, звуковой барьер истребителя, салют на День Независимости, свадебная стрельба в арабской деревне – от всего этого я покрывался холодным потом и забивался в дальний угол. Жена и близкие просто не знали, что со мной делать. Я и сам не знал… И, как вы думаете, кто мне помог?

Я рассеянно пожала плечами. Пора было переходить к главной теме.

– Врачи?

– А вот и нет! – воскликнул Авгин. – Помог все тот же Ави, мой закадычный друг. С ним происходило то же самое, но он довольно быстро обратился к психологам. Знаете, ашкеназы – не то что наш брат-сефард: они не стесняются таких вещей. Ави сказал мне: «Братан, мы с тобой инвалиды ЦАХАЛа. Нам положена помощь, тебе и мне. Я ее уже получаю, теперь получишь и ты». Что сказать? Это оказалось далеко не так просто. Врачебные комиссии не любят давать инвалидность по «боевому шоку». Но Ави – человек со связями. Нажал тут, нажал…

Зубовный скрежет вдруг перешел в львиный рык, и в кадр бешеной шаровой молнией ворвался «Махлуф Рубинштейн». Клянусь, я никогда еще не видела своего партнера таким разъяренным – даже на десятую часть. Он буквально рвал и метал – то есть вырвал у оторопевшего Моше микрофон и метнул куда-то в дальние кусты. Затем Мики схватил Авгина за грудки и потряс. Треснула ткань рубашки, полетели пуговицы. Побледневший Моше ошеломленно шлепал губами, но из Микиной пасти доносился лишь нечленораздельный рык. Казалось, он вот-вот вцепится зубами в горло инвалида. Наконец сквозь звериное рычание стали пробиваться первые понятные слова.