– Необязательно, – возразил он. – Не исключено, что в деле замешаны все, кто в этот момент присутствует в комнате. Сколько их там – пятеро? Шестеро? Разве трудно завлечь легкими бабками шестерых человек и найти мертвую зону видеокамер? В общем, я не верю, что марки ворует одиночка. Возможно, нам придется пронумеровать наших Иксов. Икс-один, Икс-два, Икс-три…

Мы рассмеялись. Перед нами лежала позеленевшая после редких дождей пустыня, навевающая удивительный покой плавными линиями своего рельефа, честной открытостью пространств и мягкими оттенками красок. Нам было хорошо вместе – даже учитывая остаточную тяжесть похмельной Микиной головы. И наше партнерство очень походило на этот пейзаж: такое же честное и открытое, без разделяющих рек, без перелесков, в тени которых может прятаться любая неприятная неожиданность, и без ярко раскрашенных рекламных щитов с затейливыми надписями про любовь. За такое стоило цепляться, стоило бороться.

– Что дальше, партнер?

На сей раз Мики не стал возражать, и это само по себе было хорошим знаком. Парень мало-помалу привыкал к новому занятию.

– Дальше… – повторил он. – Дальше – Моше Авгин. Что ты о нем выяснила?

Что я о нем выяснила… Сорокатрехлетний инвалид армии Моше Авгин сильно выделялся среди постоянных клиентов фонда «Подставь плечо». Честно говоря, было не совсем понятно, каким образом он вообще попал в число пассажиров микроавтобуса Нира Шаашуа. Да и зачем человеку общественный микроавтобус, если он владеет новеньким минивэном «пежо», приобретенным с положенной инвалидам значительной скидкой? Старая тельавивская улица Нахлат-Биньямин, где Авгин проживал с женой и двумя дочерьми, находилась в пяти минутах ходьбы от дома Ронит Маталон, но реальное расстояние между ними исчислялось световыми годами – если допустить, что свет хотя бы иногда дотягивается до окна конченой наркоманки.

Со страницы Моше Авгина в Фейсбуке улыбалась множеством фотографий вполне благополучная жизнь семейного человека небедного достатка. Он работал мелким, но уважаемым начальничком в подсобном отделе крупного банка – чем-то средним между завхозом и домоуправом. Судя по чудовищным объемам времяпрепровождения в интернетовских сетях, на работе Моше в основном бездельничал, зато вне службы проявлял кипучую активность в борьбе за права инвалидов: составлял петиции, участвовал в демонстрациях, раздавал интервью и даже время от времени появлялся на телеэкранах как представитель того или иного инвалидно-правозащитного сообщества.

Слушая мой отчет, Мики мрачнел на глазах.

– Пойдем к нему вместе, – сказал он наконец, пролистав сетевую страницу Авгина. – Не нравится мне этот тип.

– Почему? – поразилась я. – Инвалид ЦАХАЛа, уважаемый человек, почти твой ровесник. Может, вы с ним в одной бронемашине сидели.

– Это вряд ли… – процедил Мики. – Тех парней я знаю наперечет. Кто-то жив, кто-то в земле, а кто-то без рук, без ног. И нет никого, кто был бы хоть немного похож на этого фрукта. Инвалид, мать его, борец за права… Говорю тебе, пойдем вместе.

Помню, в ту минуту я немало подивилась этому внезапному проявлению чувств своего партнера. Прежде мне казалось, что я знаю Мики Шварца как облупленного и могу предугадать любую его реакцию – и вот на тебе, такая странная неожиданность. Зачем он настаивал на своем участии в разговоре с Авгином? Неужели Мики боится за меня? Что ж… я совсем не возражала бы против такой приятной трактовки, но в данном случае опасения были слишком безосновательны. Даже если бы Авгин что-то заподозрил, вряд ли он стал бы набрасываться на меня сразу, понятия не имея, кто я и откуда взялась. Тогда почему? Мысленно я оставила эту загадку на потом – просто согласилась и набрала номер мобильного телефона Моше Авгина.

К тому моменту у меня уже был готов неплохой план. Человек, который привык давать интервью, не откажется от еще одной беседы с журналисткой. Так оно и случилось. Я представилась репортером известного интернетовского телеканала, и Авгин сразу заинтересовался – настолько, что почти не задавал вопросов и, не колеблясь ни минуты, соглашался на все мои условия.

– Можно попросить вас об интервью?

– Пожалуйста!

– Тогда где-нибудь в парке?

– Нет проблем!

– Не возражаете, если мы за вами заедем?

– Конечно, заезжайте!

– Может, тогда послезавтра, в обеденный перерыв, прямо с работы?

– Годится!

Стоило ли тратить так много времени на подготовку легенды, если добыча сама шла в наши руки? Честно говоря, меня даже одолели сомнения: а тот ли это Авгин? Нет ли здесь какой-нибудь ошибки? Ведь подобная беспечность свойственна обычно лишь людям, полностью уверенным в своей правоте и непогрешимости. Когда я сказала об этом Мики, он отмахнулся:

– Ты просто еще не встречала таких мошенников. Выкинь эти глупости из головы. Сукин сын просто привык к безнаказанности. Уж я-то знаю таких типов…

Меня озадачили не столько сами его слова, сколько крайне неприязненная интонация, с которой они были сказаны. Казалось, мой партнер заранее невзлюбил инвалида, причем без особых на то оснований. Это удивляло: обычно Мики относился к своим целям с полнейшим равнодушием. Они всегда были для него либо источниками информации, либо мишенями – не более того. Есть ли смысл сердиться на источник или мишень? А тут вдруг ни с того ни с сего… Слегка поразмыслив, я отнесла непривычную раздражительность партнера на счет недавних потрясений. В конце концов, человек довольно долго телепался на грани жизни и смерти – такое не проходит бесследно.

В назначенный день Мики поменял номера на «шевроле», я нацепила парик, и мы отправились в промзону Рамат-Гана. Моше Авгин ждал нас, как и договаривались, на улице, возле банка. Современное многоэтажное здание выглядело внушительно, в отличие от нашего непрезентабельного авто. Когда мы подъехали, на лице инвалида отразилось разочарование: по-видимому, он рассчитывал, что в его честь подадут целый автобус с логотипом CNN и тарелками спутниковых антенн на крыше.

– Садитесь, Моше, – сказала я, открывая заднюю дверцу. – Как видите, сегодня мы не при параде. Наша передвижная студия в ремонте. Но это даже к лучшему. Неформальная атмосфера, знаете ли…

После некоторой заминки он принял мое приглашение, и мы двинули в сторону парка. Я повернулась к Авгину с переднего сиденья и ослепила его хорошо отработанной улыбкой.

– Ну что, наконец-то мы познакомимся воочию, правда, Моше? Итак, я Рита Мизрахи, журналистка-фрилансер, а этот мрачный тип за рулем – мой телеоператор Махлуф Рубинштейн. Он только выглядит букой, но на самом деле у него золотое сердце.

Мики метнул на меня яростный взгляд – партнеру явно не понравилось его новое имя. Зато инвалид мало-помалу оттаивал. На первый взгляд он выглядел совершенно здоровым человеком – и на второй взгляд тоже. Разве что чересчур рыхловат, но и это, как правило, бывает вовсе не от плохой жизни. По крайней мере, все четыре конечности Авгина располагались на местах, изначально отведенных им природой, и ни одна из них не напоминала протез. Оба глаза тоже вроде свои, уши в целости и сохранности, а наголо бритая голова не отмечена бороздами шрамов и следами трепанации черепа.