— Конечно, Анзор, не переживай. Со мной все ок, — отвечаю бодро и теряю сознание.

* * *

Я лежу в незнакомой комнате на незнакомой кровати. Горит ночник, но он совсем не спасает. Такое ощущение, будто я все еще под водой, потому что вижу только смутные очертания мебели у стен.

— Наконец-то ты проснулась, — слышу шепот над своей макушкой.

Продираюсь сквозь сознание и чувствую, что моя голова лежит на чем-то твердом. Тянусь рукой, пробую.

Плечо. Судя по твердости, мужское. Пытаюсь привстать, вглядываюсь в мужчину, на котором лежу, и меня бросает в холодную дрожь.

— Ты! — яростно шиплю. — Опять ты!

— Марта, что с тобой? — звучит испуганный голос, а я хочу дотянуться, чтобы вцепиться в его обладателя. Но руки безвольно падают обратно, и мне остается только шипеть.

— Обманщик! Бессовестный лжец!

— В чем я тебя обманул, Марта?

— Не прикидывайся дурачком, Росомаха!

— Какая росомаха, ты что, бредишь? Я твой муж! — отбивается от меня Росомаха, а я не просто уверена. Я точно знаю, что это он.

— Ты не мой муж! У меня есть настоящий муж, Давид. Он самый лучший, не такой как ты. Ты же знал, что я перепутала комнаты, и нарочно опоил меня какой-то дрянью.

— Я? Опоил? Что за чушь!..

— Нет, не чушь. Мне приснился сон, что я вышла за тебя замуж. Что это наша брачная ночь, а ты мой муж. Но ведь ты знал, что это не так, знал! И все равно воспользовался мной. Зачем ты вообще меня подобрал на той дороге?

Мне кажется, что я кричу, но из груди вырывается лишь хриплый шепот. Голос совсем меня не слушается, руки тоже не слушаются. Я сжимаю кулаки и хочу ударить Росомаху, но даже всех сил хватает только на то, чтобы безвольно стучать ими о грудь, которая кажется каменной.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​И тут я проваливаюсь куда-то. Комната исчезает, исчезает ночник, а вместе с ними исчезает Росомаха. Из глаз непрерывно текут слезы, я снова упираюсь во что-то твердое.

— Успокойся, Мартуся, успокойся, — кто-то перехватывает мои руки, и я облегченно всхлипываю.

— Бабуля…

— Да, да, это я, — она гладит меня по голове и укладывает на свою усохшую затвердевшую грудь. — Ложись, моя милая, и спи.

Я продолжаю всхлипывать, но бабуля безостановочно гладит меня то по голове, то по плечам, то по спине, и я постепенно успокаиваюсь.

— Какая ты неудобная стала, — бормочу, устраиваясь поудобнее.

Бабуля ничего не отвечает, лишь заботливо укутывает меня одеялом.

— Спи, Мартуся, — шепчет у меня в подсознании знакомый голос.

Я его не узнаю, знаю только, что он мне очень дорог.

Внезапно осознаю, что так и не спросила ни у Росомахи, ни у бабули, куда делся Давид. Но сил на то, чтобы спрашивать о Давиде, у меня уже нет, и я проваливаюсь в сон, как будто внутри отключили источник питания.

Глава 26-1

Открываю глаза и вижу над собой незнакомый потолок. Голова гудит, будто это не голова, а колокол кафедрального собора в родном городе. И вообще такое чувство, что я не проснулась, а очнулась.

Обвожу глазами комнату — похоже на отельный номер. Но испугаться не успеваю, взгляд утыкается в мужа, который сидит возле меня в своем космическом кресле и спит. Руки сложены на груди, голова запрокинута, глаза закрыты.

Он даже в такой неудобной позе красивый!

Некоторое время им любуюсь, пока не спохватываюсь. Как я тут оказалась и почему Давид спит в кресле? Напрягаю память, но из последних вменяемых воспоминаний получаю только холодную воду и мужа, который меня спас. Дальше начинается полнейшая дичь.

Хотя, чему я удивляюсь? Весь последний месяц моей жизни это слово описывает как нельзя лучше.

Так вот. Мне снились сны. Сначала Росомаха, потом бабуля. Бабуля ладно, а вот зачем приснился Росомаха, не имею ни малейшего понятия. Зато хорошо помню во сне свое ощущение, что где-то рядом был Давид. Совсем рядом. И вот пожалуйста, он здесь.

А я уж решила записываться в сумасшедшие.

Только ему неудобно так спать. Неужели он просидел возле меня всю ночь?

Теперь уже неудобно мне. Но помучиться угрызениями совести не успеваю, потому что Давид открывает глаза и наши взгляды встречаются.

— Доброе утро, — говорю тихо мужу.

— Доброе утро, Марта, — отвечает он, и я испытываю легкий шок. Потому что Давид отводит взгляд. Как будто...

Нет, этого не может быть. Возможно, я все-таки сошла с ума?

— Ты что, все время был здесь? — спрашиваю изумленно.

Он кивает в ответ, и я растерянно замолкаю.

— Ты упала в воду, а когда тебя вытащили потеряла сознание, — говорит он. — Я не стал везти тебя домой, снял в отеле номер, и тебя принесли сюда. У тебя началась лихорадка, я ввел тебе инъекцию из своей аптечки. Это мой препарат, мне его прописал доктор. Хорошее обезболивающее, нормальный состав. Дозу взял втрое меньше, чем себе. Но ты так странно отреагировала…

— Странно? — переспрашиваю. — Почему странно?

И снова испытываю шок, потому что готова поклясться — Давид на самом деле прячет глаза. Как будто чувствует себя виноватым. Неужели из-за Зарины? Но разве он виноват, что эта истеричка столкнула меня в воду?

— Ты разговаривала во сне, — дипломатично отвечает муж, и я облегченно машу рукой.

— А! Так бы сразу и сказал. Это не от твоих лекарств, Давид. У меня в детстве были приступы болтливости. Я еще маленькая была, когда начала разговаривать во сне. Меня водили по врачам, и те не нашли никаких отклонений. Сказали, это такой вид сомнабулизма. Просто есть лунатики, которые ночью ходят, а я ночью разговариваю. Но потом все прошло, вот сейчас почему-то вернулось.

Вид у Давида все такой же виноватый. Он подъезжает ближе к кровати и проводит ладонью по моим волосам.

— Все равно. Ты говорила такие странные вещи…

— Какие?

Он не отвечает, и я тоже молчу. Отворачиваюсь и смотрю в потолок. Оправдываться я не собираюсь, а если Давида что-то интересует, пускай спрашивает.

— Что тебе рассказала Зарина? — меняет тему муж.

— Что ты женился на мне, чтобы отомстить Тузару.

— Да? И за что же? — Давид заметно напрягается.

— За то, что он