— Сколько надо? — голос драйвера жалобно дрогнул.

Из толпы донесся голос:

— Да ничего с этим не случилось! Притворяется больше!

— Все давай! — решил Майкл и выхватил из его рук бумажник.

— Если какие-то претензии, приходи к нам на Чиксан-стрит — там разберемся. Спросишь Эекатлля! — сурово сказал ацтек и поспешил за бароном Милтоном.

Едва Майкл вышел из полукруга толпы, собравшейся возле «Eicher Glory», как его начало немного потряхивать — наверное, сдавали нервы. Но при этом, как бы не было происходящее в душе барона странным, он ощущал необычайный подъем: он, Майкл Милтон, жалкий трус и слабак, сделал то, чего не мог даже представить еще полчаса назад! Майкл слышал, что Чикуту несколько раз крикнул что-то сердитое людям из толпы, потом уже ему:

— Эй, Профессор, тормози! Куда бежишь⁈

Барон остановился лишь тогда, когда зашел за угол паба.

— Майкл! Ты это сильно придумал! Ты в самом деле Профессор! — нагнав его, Чику расхохотался. — Слушай, это здорово! Я скажу Костлявому! Так можно вытряхивать из тех жирных идиотов! Всех, что имеют эрмики!

Майкл тоже рассмеялся. Его так и распирало от радости. Только причины ее были совсем иными: он, Майкл Милтон, смог переступить через себя! Он, Майкл Милтон сделал сейчас такое, что дух захватывало! Быть может скоро он перестанет быть трусливым ничтожеством! Если бы только Элизабет могла видеть это, чтобы сказала она⁈ А вот мысль об Элиз, которая была в тюрьме, весьма подпортила его настроение. Барон Милтон подумал, что если только он сможет выйти на связь с графом Елецким, то обязательно будет просить его как-то помочь с освобождением своей сестры. Впрочем, и без этой просьбы Александр Петрович должен знать об их несчастном положении. Он не тот человек, который способен оставить их в беде.

— Показывай, много в его бумажнике, — продолжил Чику, отводя барона к ящикам, что стояли у боковой двери паба.

Все еще оставаясь в своих мыслях, Майкл выглянул из-за угла, толпа почти разошлась, черный «Eicher Glory» уехал и, главное, те два констебля, что шли со стороны сквера у места происшествия не появились. Успокоившись, барон Милтон достал бумажник, поддел пальцем застежку и протянул ацтеку:

— Считайте, господин Чику. Кстати, сколько положено отдавать Костлявому?

— Кто как дает. Если нормальный улов, то даем больше. Вон, Танос всегда дает больше, потому что хочет понравиться. Потому, что он новенький. Он думает, что от Костлявого много зависит, но Костлявый — это не Бомбей, — Чикуту вытянул все купюры, примерно штук двадцать и начал считать. — Если будет серьезная проблема, Костлявый не поможет.

— Чего мне ему нравиться? Я же не девочка. И я вообще не стремлюсь никому нравиться, — сказал Майкл Милтон, при этом подумав, что это не совсем так. Еще недавно, он весьма заискивал перед этими парнями, потому что до дрожи боялся их. И если быть честным, боится сейчас, однако этот страх поутих.

— Это правильно, — отозвался ацтек, прервав шепот при подсчете денег. — Надо быть мужиком. А ты молодец, Котенок. Ты мне все больше нравишься. В общем, здесь прилично — четыреста тридцать. Давай так: Костлявому пятьдесят и нам по сто девяносто?

— Давай, — согласился барон. — А пойдем выпьем? Зайдем прямо в этот паб — угощаю.

— Ты же ломался с утра? — Чику усмехнулся, откинув со лба длинные черные волосы. — Но я всегда за — идем. И не забудь, ты пока еще должен всем нам за то, что мы решили твой хреновый вопрос с тем толстяком. Но, если будем вместе нормально работать, то…

Ацтек замер, глядя на двух парней, идущих со стороны Денни-Тауэр. Затем сделать несколько шагов за ящики и надвинул на лоб капюшон.

— Ты чего, господин Чику? — Майкл догадался, что причина такого поведения Чикуту — те двое: один полноватый в коротких с бахромой джанах, второй в темно-синем, похожий на индуса.

— Если будем работать вместе по-нормальному, долги все прощаются. И за квартиру с Шухер ничего не возьмем, — закончил прерванную мысль ацтек. — Это я обещаю. Клянусь перед Эекатллем! Сам поговорю с Костлявым, — его желтоватые глаза снова вернулись к парням, шедшим к двери паба «Three Old Barrels», затем сказал: — У нас еще одно дело, Профессор. Видел того ублюдка в подрезанных джанах?

Майкл кивнул, бросив взгляд на угол, за которым скрылось двое парней. Они наверняка зашли в паб.

— Вот он должен мне кое-что. Облапошил, сука, продал поломанный остробой. Брал у него за восемь сотен, а там механизма не оказалось вообще — подменил при продаже. Сам он не из Уайтчепеле, иначе я его давно бы нашел. Он вроде как с Марселя и звать его Пижон — не знаю имя это или так кличут. В общем так сейчас сделаем: идем в паб — он там. Если он сразу меня не заметит, то сядем тихо в темном углу, будем пить пиво — я угощаю. Когда он пойдет поссать, в сортире его прижмем. Все что при нем отберем и набьем ебало. Идем, Профессор. У нас сейчас будет очень интересная математика.

Новое дело было Майклу не по душе и даже в эту самую душу проникло ощущение, что затея ацтека кончится скверно, но барон направился следом за Чикуту к входу в «Three Old Barrels».

Глава 20

Как угомонить императора

Не знаю, проходил ли кто-либо из вас столь интересный опыт, но скажу: когда ты стоишь со спущенными наполовину штанами, твой член по-прежнему яростно дыбится, а позади тебя этак шагах в тридцати император, то испуг может случиться даже у Астерия. Этакий мимолетный испуг и обалдение. Я не знал, что на уме у Филофея и что его привело сюда в самое неподходящее время. Очень бы не хотелось, чтобы он явился сюда потому, что кто-то донес ему, будто в покои императрицы он сам как бы вошел, в то время как он туда пока еще не заходил.

— Да, дорогой! — сдавленно ответила Глория, указав мне на дверь спальни и пытаясь быстро спрятать свое тело в халате.

Я бросился в спальню. Бросился — не совсем подходящее слово, но все же я