Шрифт:
Закладка:
Как будто для того, чтобы решить этот вопрос, Сикст IV вызвал Боттичелли в Рим (1481) и поручил ему написать три фрески в Сикстинской капелле. Они не относятся к числу его шедевров; он не был настроен на благочестие. Но когда он вернулся во Флоренцию (1485), то увидел, что город охвачен проповедями Савонаролы, и отправился послушать его. Он был глубоко тронут. Он всегда питал склонность к аскетизму, и весь скептицизм, который он мог уловить от Лоренцо, Пульчи и Полициана, затерялся в тайном колодце его юношеской веры. Теперь же пламенный проповедник в Сан-Марко давил на него и Флоренса ужасными последствиями этой веры: Бог позволил оскорбить Себя, подвергнуть бичеванию и распять, чтобы искупить человечество от вины за грех Адама и Евы; только добродетельная жизнь или искреннее покаяние могли снискать благодать от этой жертвы Бога Богу и таким образом избежать вечного ада. Примерно в это время Боттичелли иллюстрировал «Божественную комедию» Данте. Он снова обратил свое искусство на службу религии и вновь рассказал чудесную историю Марии и Христа. Для церкви святого Варнавы он написал мастерскую группу с изображением Девы Марии с различными святыми; она все еще была той нежной и прекрасной девой, которую он рисовал в мастерской Фра Липпо. Вскоре после этого он написал Мадонну с гранатом — Богородица в окружении поющих херувимов, Младенец, держащий в руке плод, чьи бесчисленные семена символизируют распространение христианской веры. В 1490 году он повторил эпопею Божественной Матери в двух картинах: «Благовещение» и «Коронация». Но он уже старел и утратил свежую ясность и изящество своего искусства.
В 1498 году Савонарола был повешен и сожжен. Боттичелли был в ужасе от этого самого громкого убийства эпохи Возрождения. Возможно, именно вскоре после этой трагедии он написал свою сложную символическую картину «Обман». На фоне классических арок и далекого моря три женщины — Мошенничество, Обман, Обманщица — во главе с оборванным мужчиной (Зависть) тащат за волосы обнаженную жертву к трибуналу, где судья с длинными ушами осла, поддерживаемый женщинами, олицетворяющими Подозрительность и Невежество, готовится уступить ярости и жажде крови толпы и осудить падшего человека; А слева Раскаяние, облаченное в черное, с печалью взирает на обнаженную Истину — Венеру Боттичелли, снова облаченную в те же рептильные волосы. Была ли эта жертва предназначена для изображения Савонаролы? Возможно, хотя обнаженная натура могла испугать монаха.
Рождество Христово» в Национальной галерее в Лондоне — последний шедевр Боттичелли, сумбурный, но красочный и в последний раз запечатлевший его ритмическую грацию. Кажется, что все здесь дышит небесным счастьем; дамы Весны возвращаются в образе крылатых ангелов, приветствуют чудесное и спасительное рождение и танцуют на ветвях, подвешенных в пространстве. Но на картине Боттичелли написал по-гречески эти слова, напоминающие о Савонароле и о Средневековье в разгар Ренессанса:
Эту картину я, Алессандро, написал в конце 1500 года, во время бедствий в Италии… во время исполнения одиннадцатой [главы] святого Иоанна, во втором горе Апокалипсиса, в отстранении дьявола на три года с половиной. Позже он будет закован в цепи, согласно двенадцатой главе святого Иоанна, и мы увидим его растерзанным, как на этой картине.
После 1500 года мы не имеем ни одной картины, написанной его рукой. Ему было всего пятьдесят шесть лет, и, возможно, в нем еще оставалось какое-то искусство; но он уступил место Леонардо и Микеланджело и впал в угрюмую бедность. Медичи, которые были его опорой, оказывали ему помощь, но сами находились в падшем состоянии. Он умер в одиночестве и немощи, в возрасте шестидесяти шести лет, в то время как забытый мир спешил дальше.
Среди его учеников был сын его учителя, Филиппино Липпи. Это «дитя любви»* был любим всеми, кто его знал: человек мягкий, приветливый, скромный, обходительный, чье «совершенство было таково, — говорит Вазари, — что он стер пятно своего рождения, если таковое имелось». Под опекой отца и Сандро он так быстро освоил искусство живописца, что уже в двадцать три года создал в «Видении святого Бернарда» портрет, которому, по мнению Вазари, «не хватало только речи». Когда монахи-кармелиты решили завершить фрески, начатые в капелле Бранкаччи за шестьдесят лет до этого, они поручили это Филиппино, которому еще не исполнилось и двадцати семи. Результат не сравнился с Масаччо, но в картине «Святой Павел, обращающийся к Святому Петру в тюрьме» Филиппино создал запоминающуюся фигуру простого достоинства и спокойной силы.
В 1489 году по предложению Лоренцо кардинал Караффа вызвал его в Рим, чтобы украсить капеллу в Санта-Мария-сопра-Минерва сценами из жизни святого Фомы Аквинского. На главной фреске художник, возможно, вспомнив аналогичную картину Андреа да Фиренце столетием ранее, изобразил философа в триумфе, у ног которого лежат Арий, Аверроэс и другие еретики; тем временем в университетах Болоньи и Падуи доктрины Аверроэса одерживали верх над ортодоксальной верой. Во Флоренции, в капелле Филиппо Строцци в Санта-Мария Новелла, Филиппино изобразил на фресках путь апостолов Филиппа и Иоанна так реалистично, что легенда рассказывала, как мальчик пытался спрятать тайное сокровище в отверстии, которое Филиппино изобразил на стене. Прервав на время эту серию и заменив медлительного Леонардо, он написал