времени и любимцем Лоренцо, церкви, синьории и гильдии. Заметив, как редко такие маленькие предметы сохраняют имя своего создателя, и разделяя ренессансный мираж бессмертной славы, Антонио обратился к скульптуре и отлил в бронзе две великолепные фигуры Геркулеса, соперничающие с напряженной силой «Пленников» Микеланджело и мучительной страстью «Лаокоона». Перейдя к живописи, он рассказал историю Геркулеса в трех фресках для дворца Медичи, бросил вызов Боттичелли в «Аполлоне и Дафне» и сравнялся с нелепостью сотни художников, показав, как спокойно Святой Себастьян принимает в свое безупречное тело стрелы, пущенные в него неторопливыми лучниками. В последние годы жизни Антонио вернулся к скульптуре и отлил для старой церкви Святого Петра в Риме два великолепных надгробных памятника — Сикста IV и Иннокентия VIII — с энергичностью чеканки и точностью анатомии, вновь предвещающей Микеланджело.

Мино да Фьезоле не был ни столь разносторонним, ни столь буйным; он довольствовался тем, что учился искусству скульптора у Дезидерио да Сеттиньяно, а когда его учитель умер, продолжил его традицию плавной элегантности. Если верить Вазари, на Мино так повлияла ранняя смерть Дезидерио, что он не нашел счастья во Флоренции и искал новые сцены в Риме. Там он прославился тремя шедеврами: гробницами Франческо Торнабуони и папы Павла II, а также мраморным табернаклем для кардинала д'Эстутевиля. Восстановив уверенность в себе и платежеспособность, он вернулся во Флоренцию и украсил изысканными алтарями церкви Сант-Амброджо и Санта-Кроче, а также баптистерий. В соборе родного Фьезоле он установил в классическом стиле богато украшенную гробницу епископа Салутати, а для аббатства Фьезоле вылепил аналогичный памятник, более сдержанный в орнаменте, в память о графе Уго, основавшем этот монастырь. Собор Прато может похвастаться кафедрой его работы, а в дюжине музеев можно увидеть один или несколько бюстов, которыми его покровители не столько льстили, сколько бальзамировали: лицо Никколо Строцци, опухшее, как от свинки, слабые черты Пьеро Подагрика, прекрасная голова Дитизальви Нерони, симпатичный рельеф Марка Аврелия в молодости, великолепный бюст св. Иоанна Крестителя в младенчестве, а также несколько прекрасных рельефов Девы Марии с Младенцем. Почти во всех этих работах есть женское изящество, которому Мино научился у Дезидерио; они приятны, но не вызывают интереса и не глубоки; они не захватывают наш интерес, как скульптуры Антонио Поллайуоло или Антонио Росселлино. Мино слишком любил Дезидерио, он не мог отвернуться от образцов своего мастера и искать в безжалостном нейтралитете природы значимые реалии жизни.

Верроккьо — «Верный глаз» — был достаточно смел, чтобы сделать это, и создал две величайшие скульптуры своего времени. Андреа ди Микеле Чионе (таково было его настоящее имя) был золотых дел мастером, скульптором, литейщиком колоколов, художником, геометром, музыкантом. Как живописец он прославился тем, что учил и оказал влияние на Леонардо, Лоренцо ди Креди и Перуджино; его собственные картины в основном чопорны и мертвы. Мало найдется картин эпохи Возрождения, более неприятных, чем знаменитое «Крещение Христа»; Креститель — унылый пуританин, Христос, которому предположительно тридцать лет, выглядит как старик, а два ангела слева, включая того, которого традиционно приписывают Леонардо, — женоподобно бесчувственны. Но «Тобиас и три ангела» превосходен; центральный ангел предвосхищает изящество и настроение Боттичелли, а юный Тобиас так прекрасен, что мы должны либо приписать его Леонардо, либо признать, что да Винчи получил больше живописного стиля от Верроккьо, чем мы предполагали. Рисунок женской головы в церкви Христа в Оксфорде снова наводит на мысль о смутной и задумчивой бесплотности женщин Леонардо; а в мрачных пейзажах Верроккьо уже прослеживаются мрачные скалы и мистические потоки из мечтательных шедевров Леонардо.

Вероятно, в рассказе Вазари в основном присутствует басня о том, что когда Верроккьо увидел ангела, нарисованного Леонардо в «Крещении Христа», он «решил никогда больше не прикасаться к кисти, потому что Леонардо, хотя и был так молод, намного превзошел его».26 Но хотя Верроккьо продолжал заниматься живописью и после «Крещения», верно и то, что большую часть зрелых лет он отдал скульптуре. Некоторое время он работал с Донателло и Антонио Поллайуоло, научился чему-то у каждого из них, а затем выработал свой собственный стиль сурового и угловатого реализма. Он взял свою карьеру в свои руки, вылепив в терракоте нелестный бюст Лоренцо — нос с челкой и озабоченные брови. Как бы то ни было, II Магнифико остался доволен двумя бронзовыми рельефами Александра и Дария, сделанными для него Верроккьо; он отправил их на Матиашу Корвину Венгерскому и поручил скульптору (1472) спроектировать в церкви Сан-Лоренцо гробницу для его отца Пьеро и дяди Джованни. Верроккьо вырезал саркофаг из порфира и украсил его бронзовыми опорами и венками в изысканной цветочной форме. Четыре года спустя он отлил мальчишеского Давида, стоящего в спокойной гордости над отрубленной головой Голиафа; он так понравился синьории, что она поставила статую во главе главной лестницы в Палаццо Веккьо. В том же году она приняла от него бронзового Мальчика, держащего дельфина, и использовала его в качестве фонтанной струи во внутреннем дворе дворца. В расцвете сил Верроккьо разработал и отлил в бронзе для ниши в экстерьере Ор Сан Микеле группу Христа и сомневающегося Фомы (1483). Христос — фигура божественного благородства, Фома изображен с понимающим сочувствием, руки выполнены с редко достигаемым в скульптуре совершенством, одеяния — триумф скульптурного искусства; вся группа обладает живой и подвижной реальностью.

Превосходство Верроккьо в бронзе было столь очевидным, что венецианский сенат пригласил его (1479) приехать в Венецию и отлить статую Бартоломмео Коллеони, кондотьера, который одержал столько побед для островного государства. Андреа отправился в путь, сделал модель лошади и готовился отлить ее в бронзе, когда узнал, что сенат рассматривает целесообразность ограничить его заказ лошадью и позволить Веллано из Падуи сделать человека. Андреа, по словам Вазари, разбил голову и ноги своей модели и в ярости вернулся во Флоренцию. Сенат предупредил его, что если он еще раз ступит на венецианскую землю, то потеряет голову не в переносном смысле; он ответил, что они никогда не должны ожидать его там, поскольку сенаторы не так искусны в замене разбитых голов, как скульпторы. Сенат решил, что так будет лучше, вернул Верроккьо всю сумму заказа и уговорил его вернуться, заплатив вдвое больше первоначального гонорара. Он починил модель лошади и успешно отлил ее, но в процессе работы перегрелся, простудился и умер через несколько дней, в возрасте пятидесяти шести лет (1488). В последние часы жизни перед ним поставили грубое распятие; он попросил слуг забрать его и принести