Шрифт:
Закладка:
– Да, конечно. И про колено спрашивали, и что врач сказал, и так, остальное… как я… как отдыхаю. С вами хотели поговорить, но вы заняты были: это когда соседу с сердцем стало плохо.
Кира тоскливо осмотрелась вокруг. Здешняя жизнь казалась ей такой славной, хорошей, а впереди, по её мнению, ожидала только беспросветная тоска.
– Ну, и ты думаешь, стали бы они звонить, если бы им безразлично было, как ты тут? – Людмила легонько обняла девочку. – Не расстраивайся! Всё потихоньку образуется.
Она уже решила, что серьёзно поговорит с Максимом и Лерой не только про колено Киры, но и о ней самой.
Правда, сначала на эту же тему пришлось пообщаться с Мишкой, который дождался, пока Кира уйдёт к Полине, и с невинным видом уселся рядом с бабушкой.
– Ну? – Людмила все эти хитрости видела насквозь. – Что ты хотел мне сказать?
– Ба! А мы можем как-то Кирку у нас оставить? – решился Мишка.
– Нет, Миш, не можем. Нельзя.
– Ну, почему? Эти самые её родители… Они её совсем не любят! Балетом заставляли заниматься, она не ела нормально, и такая вся была пришибленная! Почему нельзя-то?
– Потому, что они её родители.
– Думаешь, не отдадут? Так, может в эту… в опеку пожаловаться? Ну, что ей с ними плохо?
Людмила изумлённо посмотрела на внука.
– Миш! Ну, ты даёшь! Да разве же можно такие вещи делать? Нет, если бы её родители были aлкoгoликами или нaркoманами, если бы её жизни угрожала опасность, тогда понятно, но ведь ничего подобного не было! И. вообще, обращаться с такими жалобами можно, только если точно знаешь, что человеку дома невыносимо и опасно и что точно не навредишь! А то можно такой беды неописуемой натворить… Думаешь, тебе Кира спасибо скажет?
– Ба, так ведь они же заставляли её… – возмутился Мишка.
– Ага, точно так же, как и всех знаменитых балерин и спортсменок! Всех, Миш! Никому не хочется вместо того, чтобы поспать, вскакивать и бежать на тренировку; вместо того, чтобы фильм интересный посмотреть или в игру сыграть, в тысячный раз отрабатывать какое-то движение; вместо того, чтобы слопать что-то вкусное, соблюдать строжайшую диету. К тому же Кире это нравилось.
– Но она же была совсем маленькой! Три года! Что она могла понимать? – возмутился Мишка. – Это её родители решили, что им так хочется!
– Ну, не без того… Только вот это нужно во многих видах спорта и в балете тоже. Чем раньше начинает ребёнок, тем больше у него шансов. Конечно, если данные есть. У Киры они были. Понимаешь, родители хотят для детей лучшего, только не у всех получается понять, а какое оно, это лучшее. Я помню интервью с несколькими олимпийскими чемпионами, где они рассказывали о детстве. И да, все благодарили родителей за то, что те заставили, не разрешили бросить… Я тебе честно скажу: я бы так не смогла, но у Володи никакого особого таланта к спорту и не было. А так, сам представь… приходит к тебе тренер и говорит, что у твоего ребёнка огромный потенциал, что ты можешь дать возможность успешной карьеры, а можешь это всё упустить, типа обездолить. Разные люди по-разному выбирают…
Мишка насупился.
– Ей всё равно с ними плохо! Они её не понимают! – начал он, но под бабушкиным взглядом стушевался, вдруг сообразив, что то же самое можно было совсем недавно сказать и про его отца. Вспомнилось, как он плакал за гаражом и чувствовал себя абсолютно одиноким, но даже в тот момент он ни за что не хотел бы, чтобы его забрали из семьи, пусть даже такой ледяной. Хорошо, что приехала бабушка, которая тоже его семья! Да такая настоящая и тёплая, что у неё хватило сил отогреть и его самого, и его отца. Он вздохнул и покосился на бабушку: – Думаешь, что-то может измениться?
– Возможно, да. Они и сами не знают, как жить без этого самого балета. Вот сейчас и попробуют. Понимаешь, мы же взрослые, конечно, но все не идеальные, не безгрешные, не безошибочные. Кто же знает, как правильно, как надо? Иногда хочется, как лучше, а выходит, что выходит… Может, сейчас у них как раз правильно выйдет! Что-то мне кажется, что первую скрипку в этом балетном увлечении играла именно Антонина Ивановна. Она с Кристиной будет в Москве занята балетом выше крыши, а Кира сможет быть собой так же, как и её родители!
Людмила вечером долго сидела на крыльце, гладила разобиженного на весь белый свет Полосатость, сочувствующего ему Фёдора и готовилась к разговору с родителями Киры.
«Да, я всё понимаю, хотели как лучше. Да, скорее всего, ваш балетный педагог владеет немалым даром убеждения. Да, решили, что помогаете Кире обрести обеспеченное будущее, только вот вышло-то по-другому: скинули Киру на Антонину Ивановну, а ведь знали, что она человек очень и очень непростой!»
Людмила покосилась на смартфон, где посверкивали непрочитанные сообщения от этого «непростого человека» с требованием непременно встретить Максима и Леру. Фыркнула в его сторону и хулигански скорчила непочтительную рожицу, а потом продолжила планировать разговор:
«Ну, вот и получите – ваша дочка, которую вы практически не видели, не слышали и не знаете! Вы в курсе, что она любит петь в ванной, потому что не хочет, чтобы кто-то услышал, хотя у неё абсолютный слух? Ей нравится читать, но раньше не было времени. Она обожает кошек и собак, умеет дружить. Она смелая и очень-очень любит готовить? Вы знали, что она безошибочно умеет найти самый выгодный ракурс и даже обычную аптечную ромашку может сфотографировать так, что на неё глядеть-не наглядеться?! Как вам, прийти домой и обнаружить совершенно незнакомого человека – свою родную дочь, которая жила с вами всю свою жизнь, но вы ни разу не нашли времени к ней присмотреться?»
Она понимала, что Кирины родители могут пропустить всё это мимо ушей, но решила, что нужно хотя бы попытаться.
«Нет, Мишенька, сгоряча судить да рубить чужую жизнь – это только беды натворить можно. И Максиму, и Лере придётся учиться разговаривать, слышать дочь, а Кире – выражать свои мысли не тайными слезами, вздохами и страданиями, а словами и, если возможно, понятными для родителей».
– Родители тоже люди, доброе слово и им приятно! – фыркнула она. – А телепатами могут быть не все, и, что ты там сопишь в углу, им абсолютно непонятно. Словами, словами скажи, авось и поймут! А не поймут, так объясни поподробнее:
