прочим в следующем: он не хочет в одной и той же «книге» своей истории совокуплять рассказа о двух последовательных царствованиях Юлиана и Иовиана; ему представляется такое совокупление бесчестием для благочестивого Иовиана. Третью книгу своей истории, заключающую сказание о Юлиане, Феодорит заканчивает словами: «рассказом о смерти тирана я заканчиваю эту книгу, ибо считаю неприличным рассказ о нечестивом правлении поставлять в соприкосновении с историей царствования лица благочестивого» (т. е. Иовиана). Вообще, если сравним рассказ о Юлиане у Сократа, Сезомена и Феодорита, то найдем, что чем более проходит времени от той эпохи, когда жил Юлиан, тем более в представлениях историков возрастает и степень зла и нечестия, какими заявил себя отступник. — Наравне с язычеством, т. е. одинаково строго судил Феодорит и о ересях. Не только арианство, это проявление разума человеческого, восстающего против разума божественного, но и ереси не столь нечестивые заслуживают от Феодорита очень суровых приговоров. Ересь Аполлинария, возникшая не столько вследствие самомнения, сколько, излишней ревности понять малодоступное разуму, или точнее — ее последователи обзываются у историка «разбойническою шайкой» (ληστρικον λοχον) (V, 40 (39)). Он сильно ратует против ересей Мессалиан (Евхитов) и находит, что приверженцы ее заслуживают самых крутых мер; об одном мелитинском епископе он замечает: «это был муж украшенный божественною ревностью, который, увидев, что ересью мессалиан заразились многие монастыри или лучше сказать вертепы разбойников (σπηλαια ληστρικα), сжег их и изгнал волков из стада» (IV, 11 (10)). Но такое суровое отношение к этим сектантам не совсем понятно: мессалиане были крайние мистики, и как все мистики они были не тверды в догматах, но не имели ничего такого, что производило бы отталкивающее впечатление[232]. — Впрочем Феодорит не всегда так строго относится к еретикам, как это видим в приведенных примерах. В своей истории он нимало не является врагом несторианства. И разгадку этого явления нужно искать в известных обстоятельствах его жизни. Феодорит как при появлении несторианства, так и во время III вселен. собора держит сторону Нестория. Хотя впоследствии Феодорит и порывает связи с Несторием, но и после того не скоро отказывается от его идей. Такое отношение Феодорита к несторианству как нельзя более выразилось и в его истории. Он, не обинуясь, относится с замечательною похвалою к истинным родоначальникам несторианства Диодору Тарсийскому и Феодору Мопсуетскому. О первом он так отзывается: «мудрейший, мужественнейший Диодор, подобно прозрачной и великой реке доставлял своему стаду питие и потоплял богохульство противников» (IV, 25 (22)); еще: «во время сильной бури Диодор спас корабль церкви от потопления» (V, 4). А Феодора Мопсуетского он называет «учителем всей церкви (πασης εκκλησιας διδασκαλος), который своим овцам доставлял превосходное пастбище» (V, 40 (39)). Что касается самого Нестория, распространителя и поборника идей Диодора и Феодора, то автор о нем ничего не говорит в своей истории. И это, мы думаем, сделано не без намерения: что в самом деле мог сказать Феодорит о Нестории? Он не мог ни хвалить его, ни порицать. Он не мог хвалить его, потому что Несторий осужден церковью; он не мог и порицать его, потому что не хотел помрачать своей прежней дружбы к Несторию. Молчание представлялось самым лучшим исходом из его положения. Хотя он и пережил все фазы развития несторианства, времена III-го вселенского собора, однако же не вносит в свою историю сказания об этой эпохе. Он заблагорассудил не говорить о том времени, в происшествиях которого он лично был замешан. — Глубокою причиною указанного отношения Феодорита к Несторию, Диодору и Феодору Мопсуетскому было то, что историк был ревностным приверженцем Антиохийской школы, во главе которой в его время стояли в особенности Диодор и Феодор. Феодорит хранил сердечную привязанность к главам школы Антиохийской. Нужно заметить, что похвальный отзыв, какой делает о Феодоре Мопсуетском Феодорит, не прошел ему даром. Папа Григорий Великий внес историю Феодорита, в index librorum prohibitorum (такой индекс существовал и в древней церкви), т. е. запретил чтение ее, как вредной книги, христианам. Папа писал: «эту историю апостольский престол запрещает принимать, так как она во многом (?) исполнена лжи, а Феодора Мопсуетского чрезмерно хвалит, считая его, великим учителем церкви»[233].

Значение церковной истории Феодорита в современной науке оценивается неодинаково. Одни ставят ее низко, другие очень возвышают этот труд. К порицателям истории Феодорита относятся ученые Иееп и Гюльденпеннинг. Первый из них говорит: «в ряду греческих церковных историков самый незначительный, — без сомнения, — это Феодорит». «Только самая небольшая часть истории Феодорита (по ее новизне) обращает на себя внимание исследователя, да и эта часть имеет или мало, или никакого интереса для серьезного историка». «От Феодорита, как церковного историка, мало мы можем ожидать хорошего» заключает свои отзывы немецкий ученый[234]. Гюльденпеннинг явно идет по следам Иеепа. Он находит, что в истории Феодорита мало существенного содержания, что автор не имел склонности писать действительную историю и что вообще Феодориту не стоило писать свою историю в пяти книгах[235]. Другие ученые хвалят историю Феодорита, как наприм. Филипп Шафф и Альцог Последний наприм. говорит: «между всеми продолжателями Евсевия Феодорит самый лучший; содержание истории он тщательно исследует, слог его прост и сообразен с предметом»[236]. Но и порицатели и панегиристы Феодорита не чужды преувеличений. Хулители истории Феодорита рассматривают ее как материал для гражданской, а не церковной истории, а между тем в этом-то последнем отношении она очень важна. Перечислим же те документы, которые находим у Феодорита, и которых не знали или не приводят Сократ и Созомен. В первой книге встречаем три важных послания — Александра Александрийского, Ария и Евсевия Никомидийского (гл. 4–5 (3–5)); выдержку из сочинения Евстафия Антиохийского (8 (7)); конец послания Константина против Евсевия Никомидийского и Феогноса (20 (19)); послание того же Константина к собору Тирскому (29 (27)). Во второй книге — послание собора Сардикийского (8 (7)); послание собора Константинопольского к Георгию Александрийскому (28 (24)). В четвертой книге — послание императоров Валентиниана, Валента к Азийским епископам (8 (7)); послание Иллирийского собора к ним же (9 (8)); послание Петра Александрийского (22 (19)). В V-ой книге — послание Константинопольского собора к римскому (9); послание Дамаса Римского (10 и 11). Все эти документы важны и придают значение истории Феодорита, не говоря о многих поправках, дополнениях и известиях, находящихся у Феодорита. Таким образом хулители неправы; но не совсем правы и панегиристы истории Феодорита. Они хвалят ее, конечно, потому главным образом, что история Феодорита по своему содержанию наиболее подходит к типу церковно-исторических трудов и автор