class="sup">17 похуже, а цветных фонариков наполовину меньше, да и огненной потехи по окончании не бывает. А на Кружевную люди политесные вообще не ходят, пренебрежительно именуя тамошнюю Плясовую «дрыгалкой»: там вечно толкутся и драчуны со скандалистами, и мелкие шуршалы18, в поисках заработка шныряют веселые девки подешевле, под полой проносят не только вино, но и водочку, драки каждый вечер, то и дело прибегают Стражники. На Кружевной большей частью обитает народ степенный, давно уже порывающийся закрыть и Плясовую, и таверну «Зеленые рукава», куда тоже сходится отпетый народ, — но их хозяева, извлекающие из обоих заведений хорошую денежку, ухитряются подмазывать и квартальную Стражу, и чиновных ратуши, а потому отбивают все атаки. Но когда-нибудь, люди говорят, обязательно нарвутся — такая же таверна на Радужной, вставшая всем поперек горла, однажды темной ноченькой полыхнула с четырех концов и сгорела дотла, а владелец, получив обережную денежку, убрался куда-то на другой конец города, всерьез опасаясь, что и с ним поступят незатейливо. Теперь на Кружевной ходят разговоры, что не мешало бы перенять опыт Радужной...

Как обычно, с площадки доносились такие звуки, словно там мучили десяток кошек: музыканты в последние минуты отлаживали струны скрипиц и гитарионов, они почему-то любили это делать именно что в последние минуты (скорее всего, чуточку выпендривались, зная, что без них плясок не начать). На них свысока поглядывали те сокомпанейцы, что не нуждались в таком

выпендреже, — флейтисты, трубачи, литаврщик и музыкант с двумя бубнами, увешанными по кругу колокольчиками.

А главный человек здесь, изящный махальщик27 Лайток, стоял у перил площадки с видом гордым и значительным, причитавшимся ему по праву. Ах, как он был величествен и осанист! Прямой, как его палочка, с седой шевелюрой, пребывавшей в живописном беспорядке (у людей его почтенного ремесла так и водится), в саркаре28 из лучшего сукна с тремя орденами справа и слева, в белоснежной рубашке с кружевными манжетами, скрывавшими ладони до середины, и с пышным кружевным нагрудником в несколько ярусов. Выбрит так безукоризненно, словно волосья на лице у него так никогда и не выросли. Зрелище!

— Вот это — наша достопримечательность, — показав на него глазами, тихонько сообщил Тарик. — Второго такого в столице нет и наверняка не будет...

— Погоди-погоди... — Тами всмотрелась. — Весь в кружевах, и орденов целых три — Алый Шиповник, Серебряный Ветер и даже Путеводная Звезда Магальяр29... Он что, дворянин?

— Бери выше, — сказал Тарик так гордо, словно во всем была его заслуга. — Барон самый настоящий, старинного герба.

Тами округлила сиреневые глазищи в непритворном изумлении:

— Тот самый?

— Тот самый, — кивнул Тарик. — Ты же считаные дни у нас... Неужели о нем и в Гаральяне слыхивали ?

— Да вот представь себе! Не такие уж мы дикари, люди искусства п изящных ремесел и у нас есть, за новостями из соседних столиц следят и многое знают...

11 Изящный махальщик — дирижер.

Саркар — длиннополый сюртук без пуговиц, старомодного фасона, его носят люди творческих ремесел (а также те, кто самонадеянно причисляет себя к таковым).

Путеводная Звезда Магальяр считается покровительницей творческих людей, которых король и награждает высоким орденом с таким названием (два других считаются пониже рангом).

Тарик ощутил легонькое разочарование: не удалось ее поразить примечательной историей барона Лайтока, которую, оказалось, она и так знала...

Звонкая была история, за одиннадцать лет ничуть не позабытая, вошедшая в те городские легенды, что берут начало в событиях из жизни, а потому сплошь и рядом не нуждаются в приукрашивании!

Барон Лайток достиг высоты главного изящного махальщика Королевского оркестра, должен был занять и почетный пост главного сочинителя музыки королевского двора. Однако его настигла беда-кручина, не щадившая людей всех сословий, от распоследнего мусорщика до иных венценосцев. Вино оказалось сильнее человека и забрало его в полон бесповоротно...

Какое-то время ему сходило с рук махание оркестром в пьянейшем состоянии — мастерства он не терял и тогда, а музыка, которую продолжал писать, не только нравилась королю и дворянам, но и уходила в простой народ, становясь танцевальными мелодиями и песенками, стихи к которым сочиняли уже не благородные виршеплеты, а простые люди.

И вот однажды грянуло... Будучи пьян до совершеннейшего изумления и потери здравого рассудка, барон на пышном приеме короля в честь нового бадахарского посланника изобразил палочкой совсем не то, что надлежало. Музыканты — народ дисциплинированный и махальщику подчиняются беспрекословно, как солдаты командиру, не имея права на собственное размышление. И Королевский оркестр в тронном зале во всю мочь грянул вместо приличествующей торжеству «Алмазной величальной» разухабистую, всем известную от мала до велика «Свиданку егеря и мельничихи» — не сказать чтобы непристойную, но никак не сочетавшуюся с пышной церемонией.

Всеобщее ошеломление и оцепенение были такими, что оркестр беспрепятственно сыграл песню до половины. Потом первым опомнился начальник тайной королевской стражи, кинулся на галерею для музыкантов и не без труда вырвал у барона палочку...

Конфуз был страшный. Крайне напряженные в то время отношения между Арелатом и Бадахаром едва-едва стали налаживаться, бадахарский посланник, горячий, как все его земляки, усмотрел тут умышленное оскорбление своему королю, чью высокую особу здесь представлял, швырнул на мозаичный пол верительные грамоты и заспешил к выходу, грозя, что его венценосец, не снеся такого позора, выступит войной (что, по совести говоря, осуществить было крайне трудно: на суше Арелат и Бадахар отделяли два немаленьких королевства, а что касается моря, то арелатский военный флот был в несколько раз больше бадахарского. Однако полный разрыв торговых отношений принес бы Арелату грандиозные убытки).

Трое самых оборотистых и хитрых царедворцев перехватили посланника на полпути, не без труда втолковали истинное положение дел и убедили вернуться (злые языки в лице худога Гаспера и его обычных гостей-студиозусов уверяли, что дело решило не красноречие царедворцев, а подаренные посланнику тяжелый пояс из чистого золота с огромными самоцветами и полдюжины юных кабальниц, красивых и невинных). Чтобы окончательно улестить посла, оркестр под махание одного из младших подчиненных барона сыграл даже не «Алмазную», а «Звездную величальную», какой, вообще-то, приветствуют только коронованных особ, — Дахор Четвертый, наступив на горло неуместной сейчас гордыне, жаждал загладить конфуз любой разумной ценой...

Загладил. Отношения наладились и вскоре потеплели, к нешуточной выгоде как купцов обоих королевств, так и военных моряков — флоты Арелата и Бадахара получили