Выбора не было. Никогда. Лишь иллюзия. Золотая клетка для алмазной принцессы. Бэдэр родилась, чтобы выйти замуж и родить новых оборотней. Инкубатор, вот она кто. Породистый инкубатор. Многовековая селекция не должна пропа́сть.

«У вас есть выбор, дорогая Бэдэр, я сообщаю вам о варианте спасения для брата и о виновнике переворота у вас в клане, а вы становитесь моей женой».

Что же, выбора снова не было. Рано или поздно её выдадут замуж. Не лучше ли обменять свою жизнь на жизнь брата и вычислить ту суку, которая позарилась на семью?

Сука… Бэдэр на секунду замерла, боясь спугнуть мысль. Ведь на самом деле ничего ещё не закончено, можно ведь отдать не жизнь, а всего лишь так… отрезок.

Лесная сука. Она может стать лесной сукой, кажется, так называли лесных жён в древности, любовниц родивших князю детей, но не прошедших обряд у обелиска.

Она тоже может стать лесной женой. Обещание будет соблюдено, Иэстэбил получит кровную связь с Хааннаахами, Баар будет жив, а Бэдэр… свободна.

«Отец будет в ярости, — злорадно подумала младшая княжна, — но после последней угрозы выдать меня замуж за сына своей полюбовницы, плевать я хотела на его мнение!»

* * *

Зимовье планировали покинуть ранним утром. Для Иэстэбила и Бэдэр приготовили снегоход, но вмешалась погода. Ночью температура опустилась ниже сорока градусов мороза, и техника замёрзла. Снегоход пришлось отогревать и заводить вручную от стартера. Мотор чихал, скрипел и не спешил поддаваться. Иэстэбил нервничал, в большей мере виня в задержке не погоду, а собственную слепоту. Бэдэр могла доехать верхо́м на ком-то из медведей, Беар же в любом случае задерживал отряд. Дело продвигалось с переменным успехом, но всё же снегоход завели. Бэдэр села за руль, ожидая дальнейших указаний. Руки слегка подрагивали от слабости, но техника слушалась. Если не развивать высокую скорость, то справиться с управлением вполне реально.

Беар уселся сзади, осторожно приобнимая будущую жену за талию, и прокричал на ухо:

— Если вдруг передумаете, у вас будет прекрасная возможность сбросить нас со скал по дороге.

Бэдэр только фыркнула. Какой бы ни была действительность, но самоубиться никогда не входило в её планы. Проблемы это не решит, брата не спасёт, да и предателя не выявит.

«Нет уж, мы ещё поборемся!» — подумала княжна, а вслух ответила:

— Рановато к духам собрались.

Дальнейшая поездка прошла без разговоров. Рёв мотора и мороз с ветром не способствовали светским беседам. Бэдэр сосредоточилась на управлении, чтобы случайно не отправить их к праотцам. Предрассветные сумерки в лесу без кошачьего зрения стали серьёзным препятствием. Медведи то и дело замедляли бег, ожидая своего предводителя с невестой.

К реке добрались уже на рассвете. Под холодными лучами северного солнца русло замёрзшей Олёкмы вилось серебристой лентой среди спящего леса. Глядя на реку, Бэдэр испытывала двойственные чувства. С одной стороны, ехать по льду при свете дня гораздо удобней, чем продираться в потёмках по лесу с человеческим зрением. А с другой, накатывал волнами страх. Олёкма стала её собственным Рубиконом, той чертой, переступив через которую обратного пути уже не будет.

Принятое ночью решение уже не казалось таким удачным при свете дня. От одной мысли, что придётся стать любовницей Беара, было тошно. Бэдэр сделала глубокий вдох и выдох, пытаясь унять тошноту, подкатывающую к горлу. Она ни первая и далеко не последняя женщина в мире, которой придётся заниматься сексом с нелюбимым партнёром, да ещё и родить ему ребёнка. Радует, что она хотя бы не влюблена в кого-то другого.

Вот только все эти убеждения никак не отменяли того, что княжна была в ужасе. Сердце билось в сумасшедшем ритме, в ушах шумело, а перед глазами всё плыло. Воздуха катастрофически не хватало. Бэдэр открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба. Заглушив мотор, она пыталась сползти со снегохода, однако Беар крепко держался за неё.

— Пусти! — прохрипела Бэдэр, отдирая лапищи медведя со своей талии.

— Что с вами? — обеспокоенно отреагировал оборотень, убирая руки и давая команду обернуться одному из сопровождающих.

Бэдэр соскользнула со снегохода, упав на колени. Ноги совсем её не держали. Сняв рукавицы, она зачерпнула снег в ладони и принялась растирать по лицу. Обжигающий холод не приносил облегчения. Бэдэр шатало, тело билось в конвульсиях. Словно загнанный зверь, она оказалась заперта внутри бесконтрольного ей тела. Сдавшись, девушка встала на четвереньки и завыла. Полувой-полукрик эхом разносился в морозной тишине. Протяжный, идущий из самого́ нутра, он вышел на свободу. В нём не было ничего человеческого.

— Да что происходит⁈ — рык Иэстэбила утонул в вое Бэдэр, который внезапно оборвался хлюпающими звуками.

— Ты не поверишь, но, по-видимому, у неё что-то среднее между панической атакой и женской истерикой, — отозвался полный удивления голос откуда-то сбоку.

Бэдэр было всё равно, кто и что говорит. Она раскачивалась на четвереньках, пытаясь обуздать собственное тело. Девушка не чувствовала, как Беар завернул её в тёплую меховую накидку и прижал к себе, укачивая как дитя.

— Всё будет хорошо! — шептал он, обнимая хрупкое девичье тело. — Никто не станет тебя ни к чему принуждать. Не бойся! Я не изверг и не враг тебе!

Ответом ему была тишина. Бэдэр не вырывалась, не кричала, только по щекам лились горячие дорожки слёз. Беззвучно, без всхлипов, они стекали по подбородку, замерзая капельками на одежде.

Оборотница ушла в себя, не реагируя на внешние раздражители.

— А вдруг она умом повредилась от травки? — испуганно пролепетал один из медведей.

— Будем надеяться, что нет, ибо тогда обелиск не подтвердит клятву.

* * *

Иэстэбил вопреки значению своего имени «яростный» далеко не всегда руководствовался эмоциями. В юности он успел наломать дров, за что и был изгнан из общины. С тех пор прошли десятилетия, и он уже не вчистую проигрывал слепой ярости, умея при необходимости задвигать внутреннего берсеркера глубоко под лёд рациональности и расчёта.

Впутываясь в авантюру с Хааннаахами, он хотел доказать, что не сто́ит ждать милости от судьбы и бывших партнёров. Древний принцип гласил: «Око за око, зуб за зуб!» У Беаров отняли доступ к обелиску, за это Хааннаахи должны лишиться чего-то столь же значимого. Семейная реликвия подходила для этих целей идеально.

Когда Иэстэбил успел преступить незыблемые законы неприкосновенности семьи и родной крови, он и