Шрифт:
Закладка:
Анни не выдержала и с раздражением бросила салфетку на стол. Резко поднялась. Потом опять села. Мысли помогали сдерживаться. Нет, она не дворовая девка молча сносить издевательства того, кого она больше всех презирала на свете и уже давно. Уверенными движениями, она стала накладывать себе на тарелку пышные булочки. Взяла поджаренный бекон с хрустящей гренкой.
— Держишь позу?! — нервно проговорил Томас. — Да, надо приучаться к хорошим манерам. Ты вилкой и ножом то хоть умеешь пользоваться или показать?
И он легко оббежал стол, встал сзади у неё за спиной и демонстративно схватив её за кисти рук, стал всовывать в ладошки вилку. Анни вырвала руки и стукнула кулаком по столу. Он отошел, напыщенно разведя руки в стороны.
— Сюда будут приходить различные люди, не твоя голытьба, с которой ты общаешься. И ты должна научиться хорошим манерам, чтобы не опозорить папика.
Анни пожалела о тех словах, которые слетели у неё с языка:
— Я думаю, что на твоем фоне, я буду смотреться даже очень неплохо! Хуже, чем ты, его уже не опозорить.
Он нервно и натянуто рассмеялся.
— Ко мне уже все привыкли, я из их общества, чтобы ни делал, я им все равно буду родным, а вот ты… всегда как под увеличивающим стеклом, как бактерия, на конце иголки!
— Ну, если тебя не очень беспокоит мнение окружающих и это не мешает тебе комфортно жить, почему я так не могу? Не обращать внимание на мнение окружающих!
— Тебе то, конечно, все равно, а вот папику?! Это его сейчас прельщает твоя смазливая физиономия и упругая грудь, а пройдут дни, дни, даже не месяцы и каждый из окружающих начнет описывать твою невежественность и плебейское происхождение, ну …ты же учишься, знаешь, что количество перерастает в качество!
— Нет. Здесь прямо за столом я наблюдаю совершенно противоположные законы. — отпарировала она и сделала паузу.
— И это какие же?
— Какие? Ну хотя бы …что количество благ, которые сваливаются на человека при его знатном рождении, не превращают его в цивилизованного индивидуума общества. А скорее наоборот, индивидуум деградирует в звериное состояние, со звериными инстинктами и повадками. И этот индивидуум сидит сейчас прямо напротив. Лязгает зубами, как волк и несет гадости, как оскалившаяся гиена.
— Ты. Кукушка, выбирай выражения! А то я выпорю тебя на конюшне, как последнюю блядь. А ты еще хуже. Свою блядскую натуру прикрываешь дипломом врача! И готова ради денег подкладываться под любого старикана.
— Может я и кукушка, по-твоему, тогда должен знать народную мудрость, что ночная кукушка, дневную всегда перекукует. Это ты начни контролировать свои слова. А то накукую отцу, наследства лишит и из дома выгонит. Ведь у нас и свои дети могут быть, ты не подумал?
У Томаса стали на лице играть желваки, а рука нервно сжимала и разжимала нож в руке. Анни даже показалось, что быстрое движение и этот столовый прибор вонзиться ей в горло. Но она потрудилась с имитировать снисходительную улыбку, чем еще больше подлила масло в огонь.
— Осторожно, кукушка. А то папику завтра сообщат, что нашли тело неизвестной женщины в какой-нибудь канаве. И труп могут не опознать. Если я еле терплю твое присутствие в своем доме, я не собираюсь терпеть твою спесь!
— И я тоже. — и размахнувшись, Анни выплеснула ему чашку кофе в лицо.
Он подскочил и рванулся к ней. Она усилием воли, сжав зубы, заставила себя по-прежнему остаться сидеть на стуле. Только коленки и руки задрожали мелкой дрожью. И она их спрятала под стол. Его руки сзади схватили её за плечи. Она приготовилась к худшему.
Он был взбешен, но прекрасно понимал, что, если у супруги его отца останется хоть малейший след на теле от его домогательств, это будет его последний момент пребывания и в доме отца и в его жизни. Он давно ходил по краю пропасти, сам удивляясь терпению родителя. Его руки ослабли, и он снова схватил Анни за грудь. Как ужаленная кошка она, извернувшись, вскочила. Перед ним только мелькнули её разъяренные глаза и дальше он только отмахивался от её ударов. Она исхлестала ему все щеки, била кулачками по груди, и схватив из вазы цветы, стала обрушивать весь цветочный водопад ему на голову. В стороны только отлетали лепестки и ветки. Он успел схватить её за руки, но она стала кусаться. Вывернулась. Схватила со стола кофейник и стала им размахивать, попадая ему по рукам. На ковер выливались темные струи кофе.
— Дикая! — крикнул он и укрылся в соседнем кабинете.
Анни стояла, тяжело дыша и пытаясь привести себя в порядок. Она понимала. Что с этим нужно как-то справляться и со своими эмоциями. Скорее бы уже переехать в свой дом, и она постановила себе что сейчас же соберется съездить на стройку и теперь будет сама контролировать ход строительства и торопить всех, пусть это и будет стоить им с Отто фон Махелем дополнительных расходов.
Возвращаясь вечером домой, праздно проводящий свою жизнь отпрыск знатного рода даже не вышел из своей комнаты, зато вернулся граф. Анни стала увлеченно рассказывать ему о строительстве и осторожно попросила ускорить их переезд. Супруг все понял. Он не знал, что произошло сегодня утром и Анни, словом, не обмолвилась, но его также беспокоил сын и рядом с его присутствием, граф испытывал дискомфорт. Ему хотелось уже быть только рядом со своей супругой.
Пришло следующее утро и Анни отправилась в больницу. Первого она встретила Игн. Ставший за все это время лучшим другом и понимающим человеком, близким ей по интересам и по духу, Анни по нему даже соскучилась. Он отказался прийти на её венчание, поздравив словесно, но ей его не хватало. Он также обрадовался. Но, как всегда, был очень занят, всегда торопился, всегда старался во все вникнуть и везде быть полезным. Он быстро принялся рассказывать Анни, что наблюдает сейчас одну беременную женщину, и ребеночек в животе не переворачивается, а ей срок подошел родить. Кесарево сечение в Венгерском королевстве еще никто не решался делать.